Я тихонько стучу. — Не стоит убегать от меня, маленькая нимфа.
— Оставь меня в покое.
Ее приглушенный крик отчетливо доносится через дверь.
— Ты в нашей комнате, — услужливо подсказываю я.
— Спи на диване, а еще лучше — иди к себе домой.
У меня сводит челюсти, но на губах появляется медленная улыбка. Когда я снова буду трахать ее, я напомню ей, как сильно она хочет, чтобы я был здесь.
— Я что, должен спать в костюме?
Наступает долгая пауза, с другой стороны двери доносятся шаркающие звуки, прежде чем она со щелчком открывается. Я едва успеваю разглядеть ее лицо, как она бросает мне одежду и снова запирает дверь.
Я прижимаюсь лбом к пустому дереву и делаю глубокий вдох. Здесь все еще пахнет ею. Отлично. Если она хочет играть в эту игру, я буду играть.
Я возвращаюсь на кухню и наливаю себе виски на два пальца, потягивая его медленно, давая ей время сформировать ложное чувство безопасности.
Запищал мой телефон.
Себастьян: Как разозлилась моя сестра?
Ксандер: То, как она вырвалась оттуда, впечатляет.
Себастьян: Какой-то гребаный мудак говорил о ней гадости. Не волнуйся. Мы с ним разобрались.
Ксандер: Главное событие моей ночи. Вы вдвоем устроили тут полный бардак. Вам повезло, что я поймал запись с камеры и стер ее. В следующий раз найдите укромное местечко.
Я: Что, черт возьми, они сказали?
Себастьян: Ничего такого, что кто-то повторит.
В моих жилах кипит кровь, но я знаю, что для того, чтобы выжить, я должен доверять своим братьям. Я кладу телефон и делаю еще один глоток напитка, позволяя гладкой жидкости обжечь горло.
Я лезу в портфель и достаю маленькую бархатную коробочку. Моя маленькая нимфа затеяла опасную игру. Через пять минут после того, как в ее комнате выключается свет, я ставлю бокал и направляюсь к ней. Нож для масла быстро справляется с петлями, и уже через несколько секунд я снимаю дверь и ставлю ее к стене.
Мисти сидит, скрестив руки на груди. На ней одна из моих безразмерных рубашек, которая свисает с ее плеча, обнажая загорелую кожу под ней. Но мое внимание привлекают слезы, текущие по ее лицу, и меня словно ударяют по нутру.
Я переползаю на кровать и перекладываю свой вес на нее, большим пальцем смахнув одну из слезинок, а затем слизав ее. — Это твои слезы?
Она качает головой: — Нет.
Я встречаюсь с ее глазами, поразительно зелеными, подчеркнутыми ее слезами. — Тогда почему?
— Твоя мама права.
Она выглядит опустошенной, и мне хочется разорвать весь мир на куски, чтобы исправить это.
— В чем? — спрашиваю я, смахивая очередную слезу.
— Что мне не место с тобой? Что я все испорчу.
Я, черт возьми, убью свою мать. Ты не идиот. Не веди себя как идиот.
Мисти отворачивает лицо, но я сжимаю ее челюсть, возвращая ее внимание к себе. — Мне плевать, что думают другие. А что думаешь ты?
Она смотрит мне в глаза, сканируя их туда-сюда, прежде чем шов между ее бровями разглаживается. — Я хочу быть здесь.
— Хорошая девочка.
Я откидываюсь назад, заставляя себя дать ей хоть какое-то подобие дистанции. Ее брови сходятся, когда она видит, как я вручаю ей маленькую черную бархатную коробочку.
Она, задыхаясь, берет ее у меня, широко раскрыв глаза, и проводит пальцем по шву.
Я накрываю ее руку своей. — Открой ее.
Словно выйдя из оцепенения, она поднимает крышку на петлях, и ее рот открывается при виде канареечного бриллианта в десять карат в центре.
— Я не могу этого взять.
— Это мило, что ты думаешь, будто у тебя есть выбор.
Моя челюсть сжимается от ее отказа. Я поднимаю ее руку и надеваю украшение на палец. Оно сидит идеально, как и ожидалось, ведь я измерял его во сне.
Несмотря на притворное сопротивление, она не пытается остановить меня, а лишь ошеломленно молчит.
Я поднимаю костяшки ее пальцев и прижимаюсь к ним губами. — Не снимай это.
Я ложусь на кровать и прижимаю ее к себе, восхищаясь тем, как мое кольцо обхватывает ее палец. Невозможно ошибиться, что она моя.
— Это выглядит непрактично.
— Я не шучу.
Она только закатывает глаза. Я пристрастился к этой ее части. От ее дерзости, которую она показывает только мне.
Она зевает, и ее глаза опускаются, поэтому я нежно целую ее в течение нескольких ударов сердца. — Спи, красавица.
Я провожу пальцами по ее волосам, закручивая кончики, пока ее дыхание не выравнивается. Я избегаю ее спины, зная, что она еще не готова сказать мне об этом, но она будет готова. И когда она это сделает, тот, кто, блядь, причинил ей боль, пожалеет, что не умер.