— У тебя жар. Я позвоню своему врачу. Все будет хорошо.
Прядь волос цепляется за ее щеку, и я убираю ее с лица.
Ее глаза поднимаются к моим, красивые зеленые с красным ободком. — Нет. Я в порядке.
— Ты далеко не в порядке.
Это ничтожно мало, но я чувствую, как она вздрагивает в моих руках в ответ. Словно лед, разливающийся по моим венам, замораживает меня на месте.
Я глажу ее по щекам и ищу ее лицо. — Что случилось? Я что-то сделал?
Она качает головой, но из-за слез, наворачивающихся на глаза и текущих по лицу, мой мир рушится вокруг меня.
— Мисти. Скажи мне, что не так?
Мой голос звучит как мольба, а руки бегают по ней, ища любые следы травм. Ее платье облегает бедра. Ее дыхание сбивается с каждым вдохом — она, блядь, плачет. Она, блядь, не в порядке.
— Я не могу дышать.
Ее слова звучат так тихо, что я едва их слышу, но ее руки, рвущие лиф платья, выдают, что она имеет в виду.
Через несколько секунд я освобождаю ее от намокшей ткани, верхняя часть платья свисает до талии. Она делает голодные глотки воздуха, словно не дышала уже несколько часов.
Я обхватываю ее рукой за талию, прижимая к своей груди, и целую в макушку. Страх сменяется беспомощностью, когда я обнимаю ее. Мне не нравится, что я не знаю, в чем дело, но я отказываюсь давить на нее еще больше.
Я провожу рукой по ее спине успокаивающими движениями, а затем замираю, когда мои пальцы проходят по толстым, рельефным буграм.
На спине у нее два глубоких шрама — чистые, четкие линии, которые можно вырезать только ножом.
Она замирает в моих объятиях, пока я провожу по ним пальцами. Вот что она скрывала. Вот что она не хотела, чтобы я видел.
Ярость бурлит в моих венах, а зрение становится красным. Тот, кто посмел прикоснуться к ней, умрет за эту ошибку. Мисти замирает в моих объятиях, ее глаза опущены, а руки дрожат, вцепившись в мою рубашку.
Боль пронзает мою грудь от ужаса, написанного на ее лице. Будет время выследить этого ублюдка позже. Сейчас важна только моя девочка.
Я сжимаю ее челюсть и поднимаю ее лицо вверх, прижимаясь к ней лбом. — Я здесь ради тебя. Я всегда буду рядом с тобой.
Ее дыхание сбивается, и она делает паузу на несколько секунд, прежде чем заговорить. — Это было много лет назад… Я должна была уже забыть об этом.
У меня была своя личная битва с травмой, и есть одна вещь, которую я знаю наверняка. — Никто не может решать, когда и сможет ли он когда-нибудь с этим покончить. Это не то, чего кто-то должен требовать от тебя.
Она фыркает. — Он был там сегодня вечером.
Черт! Мои зубы скрежещут так сильно, что готовы сломаться, но я не сжимаю ее. Меньше всего я хочу стать еще одним человеком, которого нужно бояться.
— Кто там был?
— Томас.
Я жду, жду, когда она будет готова или нет. Имя Томас — не слишком большая зацепка, но сочетание его с присутствием на вечеринке значительно сужает круг потенциальных покойников.
— Он… он изнасиловал меня.
Я вздрагиваю. Мышцы спазмируются по всему телу. Боль в ее голосе едва не стала моей погибелью. — Я убью его за тебя.
— У его семьи страшные связи.
В моем горле раздается грубый смех. — Могу пообещать, что это не будет проблемой.
— Я никогда не могу понять, серьезно ты говоришь или нет.
— Я всегда серьезен.
Я прижимаюсь к нашим губам, прежде чем отстраниться.
— Разве это неправильно, что мне это нравится?
— Твоя темнота соответствует моей темноте. — Ее глаза смягчаются, и я провожу большим пальцем по ее нижней губе. — Позволь мне вытащить тебя отсюда.
Она снова фыркает и кивает. — Хорошо.
Ее мокрое платье со шлепком падает на линолеум, когда я поднимаю ее на руки и несу в комнату. Пошарив в ящике, я достаю одну из своих поношенных футболок и накидываю ей на голову. Она полностью облегает ее, больше похожа на платье, чем на футболку.
Она откидывает волосы с лица и заправляет их за уши. На ее скулах проступает розовый оттенок, когда она смотрит на меня сверху.
— Ты выглядишь идеально. — Я целую ее в лоб. Даже после теплого душа она все еще чувствует себя холодной. Я откидываю одеяло, освобождая ей место, чтобы она могла забраться внутрь. — Пойду приготовлю тебе чай.
Как только я выхожу из комнаты, я пишу Матиасу.
Я: На вечеринке был парень по имени Томас. Найди его.
Матиас: Есть еще какая-нибудь информация?
Я: Он ранил Мисти.
Матиас: Дай мне двадцать.
Я: Пусть будет десять.
Вода закипает, я бросаю пакетик ромашкового чая и размешиваю в нем мед. Я верю, что Матиас найдет этого засранца; это лишь вопрос времени. Если мне придется притащить сюда каждого Томаса и допрашивать их по отдельности, пусть будет так.