Джузеппе Бонавири
ЗАМАРАШКА
Жил когда-то в Сицилии король Карл, жестокий воитель, покоривший многие земли; и, куда бы он ни пришел, сопутствовал ему везде зловещий знак Скорпиона, черневший на тысячах знамен.
Был у того короля сын по имени Руджеро, бесстрашный рыцарь, который с некоторых пор стал битвам предпочитать увеселение, балы, игру в кости и долгие верховые прогулки лунными, да и безлунными, ночами. Мать Руджеро, женщина высокого происхождения и тонкого ума, привыкшая-к почету и поклонению своих подданных, французов, держала в услужении простую сарацинку; девушка жила в хлеву вместе с курами, петухом Кукареку и ослом Ронделло.
Каждое утро, едва дамы пристегнут Руджеро сбоку серебряный меч, кричал он этой служанке:
— Замарашка, подай-ка мне на завтрак яиц!
— Слушаю, хозяин.
Надо сказать, что яйца от королевских несушек были белые-пребелые и поблескивали порой в скорлупках крошечные брильянты.
Но однажды Замарашка отвечает:
— Простите, господин мой принц Руджеро, но сейчас никак не могу, мне за водой надо идти.
Сходила она к роднику, что сверкает на солнце хрустальным блеском, возвращается обратно, а Руджеро в своем шлеме, увенчанном белоснежным орлиным пером, ей и говорит:
— Знаешь, Замарашка, я завтра на бал еду.
— А мне можно?
— Тебе? Ха-ха-ха! Да ты вся в золе перемазана!
Промолчала девушка, но сердце у нее сжалось; поставила она пустые кувшины в сумы переметные, что свисали по бокам у осла Ронделло, и опять за водой пошла. Идет по солнцепеку, плачет, полные кувшины уже наплакала, вдруг слышит голос, нежный, как дуновение ветерка:
— Замарашка!
— Кто меня зовет?
Оглянулась — никого нет, лишь голубка гулит в ветвях дерева.
Вдруг откуда ни возьмись прекрасная женщина, дымкой окутана, точно легким покрывалом.
— О Мадонна! — только и вымолвила сквозь слезы девушка-сарацинка.
— Не плачь, — говорит ей женщина, — помогу я твоему горю. Вот тебе платье, расшитое золотыми петухами, вот изумрудные сверкающие сережки. Когда твой хозяин Принц Руджеро, рыцарь орлиного пера, скажет, что собирается на бал, ты держись как ни в чем не бывало, а сама надень этот наряд.
Прошло восемь дней, и Руджеро ей говорит:
— Замарашка, нынче вечером я на бал еду. — И сияют его глаза, как лучезарные солнца.
— Желаю вашей милости хорошо повеселиться, а мне пора к моим курам, петуху и ослу Ронделло.
Вот стихает конский топот на раскаленной дороге, а Замарашка, не теряя времени, надевает на себя платье, расшитое золотыми петухами, и становится прекрасной, как Мадонна, как чарующая звезда.
И только она подумала: что же мне дальше-то делать? — как пропел петух, ему отозвалась курица и появилась фея.
— Вот тебе, Замарашка, крылатый конь и кучер в придачу.
Стоит перед ней конь, белый как снег, удила грызет, бьет копытом. Понес ее конь над крышами, над дворами, над гумном, где мужики клевали носом от усыпляющего круговращения ослов. Прилетает Замарашка на бал, ну, скажем, в Палагонию, что совсем рядом с нашей деревней, входит во дворец, утопающий в апельсиновых и мандариновых садах. Все на нее смотрят, а один старик аж руками всплеснул:
— Ах ты господи, красота-то какая — глаз не оторвать! Ну прямо услаждение души.
Увидел ее Руджеро — влюбился без памяти. Снял он с головы шлем и просит:
— Потанцуйте со мной, прекрасная госпожа.
Пока танцевали они польку и мазурку, бродили по долине тучные стада, румянились на трепещущих ветвях апельсины. Во время танца стащила Замарашка у принца Руджеро часы с топазами и рубинами. Тут же она выходит под благовидным предлогом, бежит к своему коню, и несет ее конь над мирно спящими полями, над жаждущей влаги рекой.
Руджеро хватился — нет часов.
— Ну и дурак же я! Ведь это она часы украла!
На следующее утро кричит Руджеро, как обычно:
— Замарашка, подай-ка мне на завтрак яиц!
— Слушаю, ваша милость.
— Ах, Замарашка, танцевал я сегодня ночью с одной девушкой, да с такой красавицей: платье расшито золотыми петухами, серьги как звезды сверкают, а прическа — ты бы видела! Только вот беда — часы у меня украла. Узнать бы, кто она и откуда.
— Поищите, ваша милость, может, и найдете.
Рвет и мечет Руджеро от злости, насилу успокоился. Через пятнадцать дней говорит:
— Замарашка, а Замарашка, я нынче вечером на бал еду.
— Желаю вашей милости хорошо повеселиться.
Вот трубы заиграли, уезжает он, а старый отец, французский король Карл, вышел на балкон под атласный балдахин и кричит вслед: