— Опять на бал? Престола лишу!
Вдруг откуда ни возьмись фея, у Замарашки сердце от радости запело в груди.
— Вот тебе, Замарашка, платье, усыпанное звездами, вот сережки из золота и серебра.
— Ах, спасибо!
Нарядила ее фея, взмыл конь крылатый в ночное небо, и полетела Замарашка при свете восходящего полумесяца над крышами домов, где спали усталые крестьяне.
Едва она вошла в залу, всю залитую ярким, точно солнечным, светом, все вокруг зашептали:
— Она, это она!
Подходит к ней Руджеро, ведет в круг танцевать. Пока перехватывали они в танце руки, удалось ей снять перстень у него с пальца. Тут же она выходит под благовидным предлогом, и несет ее конь обратно через широкую реку, посеребренную лунным сиянием.
Наутро говорит молодой принц Замарашке:
— А ведь та красавица вчера опять была и украла у меня перстень с королевской печаткой.
— Что же мне вам сказать, ваша милость? Я тут при курах да при петухе состою, а вы в другой раз глядите в оба.
Ладно. Проходят еще пятнадцать дней, один на другой похож, как бусинки в четках. Руджеро снова ей говорит:
— Знаешь, Замарашка, я вечером на бал еду. В бывший замок нашего заклятого врага короля Фридриха.
— Хвала вам, Ваше королевское Высочество, хвала Господу, вседержителю земли и тверди.
— Ха-ха-ха! — смеется он. — Где это ты выучилась так говорить?
Уезжает юный принц в своем великолепном шлеме, за ним и юная Замарашка отправляется в путь, уносит ее крылатый конь через бронзовые врата в высь поднебесную. Прибывают они в замок, откуда смотрел когда-то Фридрих, как пламенеют закаты над Минео — нашей деревней, — как спускаются на горные пастбища вечерние сумерки. Но не об этом речь.
Увидел ее Руджеро, приглашает танцевать, а сам думает: уж на этот раз буду глядеть в оба, не дам себя провести.
Но она, пока кружились в вальсе до упаду, сняла у него с камзола золотую цепь. Хватился принц, да поздно, уже в королевских покоях.
— Господи Иисусе! Разве такую перехитришь, когда у нее каждый раз новое на уме.
Настал лучезарный день, и говорит Руджеро служанке:
— Слыхала, Замарашка, та красавица-то цепь золотую у меня украла.
— Так она до нитки вас оберет, ваша милость.
— Была бы она мужчиной, я бы ее мечом пополам разрубил, а с этой чертовой ведьмой как мне сладить?
Долго ли, коротко ли, захотелось Руджеро сладкого пирога, да чтобы он был на меду, с корицей и со всеми душистыми травами наших гор.
— Замарашка, а Замарашка, — говорит, — приготовь мне сладкий пирог и положи в него яйца от каждой птицы из моего сада.
А в королевском саду и воробьи водились, и куропатки, и скворцы, и райские птицы.
— Слушаю, ваша милость.
Отыскала девушка в ветвях лавра и ладанника птичьи гнезда, набрала зеленых, желтых, красных яичек, замесила тесто ловкими руками, слепила из него пирог и начинку положила по своему вкусу.
Вот кричит принц с парадной лестницы:
— Замарашка, эй, Замарашка, готов ли пирог?
— Несу, ваша милость.
Стала королева-мать пирог резать, вдруг — что такое? Глазам своим не верит: перстень!
— Как сюда перстень попал? — спрашивает принц Замарашку.
— Почем я знаю, ваша милость?
— Разве не ты пирог пекла?
— Я, ваша милость, только про кольцо ничего не ведаю.
Поохали-поахали, дальше живут.
Прошло еще время, и принц Руджеро, рыцарь орлиного пера, опять говорит Замарашке:
— Хочется мне сладкого пирога.
— Будет пирог вашей милости.
Нарвала она трав душистых, собрала яиц из королевского сада, купила у великого искусника пекаря Тури Казаччо муки самого тонкого помола, замесила тесто.
Как показалась из разрезанного пирога сверкающая цепь, закричал принц Руджеро:
— Это дело рук проклятых сарацин. Повелеваю выгнать всех до единого с моих земель! Чтобы и духу их тут не было!
Ладно. Через десять дней снова он требует сладкого пирога; и когда разрезал его собственнолично, нашел внутри золотые часы, что своим ровным тиканьем отмеряли время. Закричали тут в один голос принц Руджеро и старый король Карл:
— Смерть сарацинам!
Но не знали они того, что исстрадавшийся, замученный вечным голодом народ поднялся по всей земле сицилийской против короля. Народ — что река: не остановишь. Стали французов убивать, а у тех от страха глаза повылезли, язык отнялся.
Неизвестно, чем бы все кончилось, если б на балу во время танца не открылась Замарашка принцу Руджеро, не ведавшему еще, что восстал крестьянин, что взбунтовался сапожник, что возмущается на площади портной, что гончар мечет громы и молнии.