VII.
На основании того же Жезла Мельников далее, в VII главе, укоряет господствующую Церковь в оригеновской ереси, о предсуществовании душ, которую-де также утвердил собор 67 года и которую до сих пор защищают миссионеры на беседах пред старообрядцами и в печати, (какие миссионеры и где, Мельников не указывает) несмотря на то, что „современное богословие той же церкви эту ересь осуждает". Но уже одно то, что „современное богословие ее осуждает" и что Скрижаль, одобренная тем же собором, по сознанию самого же Мельникова (стр. 50) ее опровергает словами Афанасия Великого, должно бы отнять у Мельникова основание для высказанного обвинения. Однако, не тут то было: „хотя и знает Мельников, что собором 5-м вселенским оригенова ересь осуждена, знает что и Жезл считается у нас книгою неканоническою ― однако не желает отказаться от обличения их в оригеновской ереси: „это делали", говорит он, „предки наши и мы продолжаем". Почему же? Да потому что: „как же можно утверждать, что Жезл ― неканоническая книга, если она утверждена великим собором и принята всею церковью. Во всяком случае она авторитетнее теперешних богословских книг господствующей Церкви"... „А главное, добавляет он, важно отметить, самопротиворечие в учении господствующей Церкви: что утверждено в Жезле, то объявляется оригеновою ересью в журнале „Прав.-русское слово" (стр. 48―49). Удивительное истинно начетчиское упорство обвинять вопреки очевидности! Но все же Мельникову следовало бы повнимательнее вчитаться в приведенный им текст из Жезла по затронутому вопросу: действительно ли там содержится ересь оригеновская, хотя бы в „Православно-русском Слове и было сказано, будто „в Жезле повторяется оригеновская мысль, что душа в человека приходит после". Вот что в Жезле буквально сказано: „естественных таин имеющие искусство (т.е. естествоиспытатели, ученые) глаголют" (а не Ориген и не сам Симеон): „первее зачинается отроча из семене, еже по малу огустевает, и действом естества мужеск пол чрез 40 дний воображается, приемля по малу образы всех членов и возраст достойный воодушевления. Женск же пол чрез 80 дний и растет и воображается по малу. Таже егда вообразится зачатое, тогда Богом воодушевляется" (л. 27). Но ужели такое естественно-научное мнение 17-го столетия и даже не Симеоново добросовестно усвоять, как догматическое учение собору 67 года, будто бы им и в лице его всею Церковью принятое. Симеон Полоцкий здесь только старается данными науки его времени пояснить слова Василия В. и Иоанна Дамаскина, „яко составление воплощения Господня бысть не по общему естеству, не семенно", что т.е. период оплодотворения женского семени мужским чужд зачатому от Духа Св., а вовсе не утверждает того, что душа творится после тела, или приходит в него в наказание из области предсуществования как уже готовое. Естественно научное мнение не хочет только допустить, чтобы душа была еще в бесформенном семени. И это мнение из Жезла не чуждо и св. отцам, напр. Василий В. пишет: „Человек посеян во утробе матерней. Семя брошено в бразды естества. Брошенное семя изменилось в кровь, кровь одебелела в плоть, плоть со временем приняла на себя образ; образовавшееся непонятным для ума способом одушевилось". (Вас. В. твор. т. IV стр. 339). Подобное же у Феодорита (Излож. Бож. догматов гл. 9, стр. 6) у Кирилла Мниха, Иоанна экзарха Болгарского и др. (См. Воловея стр. 126). Но в том ли заключалась Оригенова ересь, осужденная 5-м вс. собором? Люди, читавшие церковную историю, знают, что Ориген в своем сочинении „О началах" учил, что души созданы прежде сего видимого міра и что за свои прегрешения они посылаются в тела". Α если так, то ясно, до чего основательно укорять Жезл Правления и собор 67 г. в оригеновской ереси и потом искать несуществующее противоречие в учении современного богословия православной церкви с богословием 17-го века. Стыдно становится за такую профессиональную слепоту человека, которого по развитию все же считают исключением из рядовых начетчиков.