Но нами в IV главе уже показано, насколько права прав.-русская Церковь в своей практике в отношении приема латинян и как она согласна в этом и с древнерусской до п. Филарета практикой и древнегреческой до собора 1756 года; а за другими доказательствами отсылаем желающих к „Выпискам Озерского" и учебным руководствам по обличению раскола Плотникова и др., а Мельникову, если бы он был способен к объективности, следовало бы хотя в 20-м столетии не повторять подобных обвинений, которым только до некоторой степени уместно было быть в 17―18 столетиях: ведь хорошо же он знает, что благословлять к всеобдержному употреблению поливательное крещение и допускать его действительность, как исключение по снисхождению к еретикам при приеме их ― не одно и то же; самое воззвание архиепископа Волынского Антония к юго-западному духовенству, приведенное Мельниковым, оставить поливательное крещение, не ясно ли говорит, как не только в принципе, но даже и на практике смотрит на всеобдержность этого крещения русская иерархия. Признавать благодатность обливания в случаях, требующих снисхождения, Церковь признает, а употреблять его как всеобдержное, она не употребляет. Да, еретическое поливательное крещение при приеме католиков православная Церковь за таинство признает, но не признает ли еретическое крещение за таинство и так называемая старообрядствующая церковь? Обвиняя нашу Церковь во всех ересях, как это делает теперь Мельников, чрез перекрещивание ли она принимает приходящих к ней ― таких ужасных еретиков, как православные, видимо, даже горше латинян, и в частности чрез перекрещивание ли принимались беглые попы и беглый митрополит Амвросий? Α если нет, то значит, и старообрядцы повинны в том же, в чем Мельников обвиняет нашу Церковь, т.е. и они призжают еретическое крещение и они же до патриарха Филарета признавали и латинское поливательное крещение.
„Кощунственное" крещение и „атеистическое" (!) Мельников усвояет православию на основании выдернутых им из газет непроверенных слухов: а) из „Рус. Вед." (1907 г. № 171) о крещении без надлежащего оглашения в Нижне-Колымск. у. по несколько раз чукчей из-за табаку и б) из „Руси" (1905 г. № 58.) о заочном крещении татар в Тетюшском уезде, но тут же, как бы противореча себе, отмечает и постановление Иркутского миссионерского съезда, требующего утверждать крещеных инородцев в истинах веры; в) из распоряжения Смоленского епископа Никанора ― „смотреть на лиц, записанных в православные метрические книги юридически по рождению их, как на православных, особенно в случае погребения их или совершения у них треб, когда возникали недоумения: вправе ли у них совершать требы раскольнические попы и сектанты, выдавая их за своих чад. Мельников выводит отсюда, что крещению у нас сообщается значение только „клейма", „казенного штемпеля", а не таинства, действенного в зависимости от веры и расположения принимающего. Насколько такого рода выводы неосновательны ― видно и без разбора.
„Не только над неверующими людьми господствующая Церковь допускает крещение: она крестит еще нерожденных младенцев" (92 стр.), говорит Мельников, что доказывается: а) советом книги „Мир с Богом" ― крестить младенца еще не вполне вышедшего из утробы матери, в случае смертном, и б) случаем, описанным в „Утре России" (за 1910 г. 22 янв.), как какой-то священник в Уссурийском крае „окрестил заранее и выдал две метрики еще не родившей матери на имя Прокопия и Евдокии, уезжая из своего села в отпуск" (стр. 93.). Мало того, „она (Церковь) крестит даже четвероногих животных (sic!); где и когда это было, или какое правило об этом Церковью издано, на этот раз Мельников из скромности, „чтобы не смутить читателей", не приводит цитат, а очень жаль: следовало бы не только привести, а и приводимые-то проверить и не искажать их смысла.