Отец рассмеялся. Его смех был громким и теплым. Когда Юдора слышала его, она будто чувствовала отцовские объятия.
– Дорогая Дора, – сказал он. – Моя милая, добрая девочка. Не переживай. Я только сегодня утром звонил мистеру Черчиллю, и он сказал, что в честь дня рождения тебе разрешено особое угощение.
Юдора хихикнула:
– Тогда можно мне, пожалуйста, пирожное и стакан кордиала?
– Отличный выбор, – заверил ее Альберт, кивая официантке, чтобы сделать заказ.
Юдора выпрямилась на стуле и, сложив руки на коленях, оглядела других посетителей. Если бы не пара мужчин в военной форме, можно было бы даже забыть о том, что сейчас идет война. Она восхищенно рассматривала аккуратно одетых женщин с шикарными прическами. Девочка разгладила собственный мятый наряд – мешковатое клетчатое платье с уродливым воротничком, которое мать сшила ей из старой скатерти.
Юдора, конечно, никогда не сказала бы этого вслух, но ей казалось, что война – это захватывающе. Мысль о том, что солдаты героически сражаются за свободу, а мистер Черчилль ведет их к победе, будоражила ее как ничто другое. Через некоторое время после начала войны родители отправили Юдору к дяде ее матери в Саффолк, но вскоре решили, что ей будет безопаснее вернуться в Лондон. Девочка была уверена, что скоро война закончится, а их с родителями жизнь станет такой же счастливой, как и раньше.
Через мгновение официантка вернулась с заказом, и, когда Юдора заметила, что в пирожное вставлена свечка, жизнь показалась ей сказкой.
– С днем рождения, – сказала официантка, ставя перед ней тарелку.
– Спасибо, – ответила Юдора.
– С днем рождения, Дора, – сказал отец. – Загадывай желание.
Юдора задула свечу и закрыла глаза. «Я желаю… Я желаю… Я желаю, чтобы этот момент длился вечно».
В ответ раздался визг сирены, сообщающий о воздушной тревоге. «Может быть, сегодня за желания отвечает Гитлер», – думала Юдора, пока отец за руку вел ее в бомбоубежище. Он сжимал ее ладонь почти до боли, но девочка не возражала, потому как знала, что с ним она в безопасности. С ней ни разу не случалось ничего плохого, когда рядом был Альберт Ханисетт. В полумраке подвала он притянул ее ближе и чмокнул в макушку.
– У меня для тебя сюрприз, – сказал он, доставая из огромного кармана своего пальто что-то завернутое в салфетку.
– Мое пирожное! – обрадовалась Юдора. – Спасибо, папа.
– С днем рождения, Дора.
– Хочешь кусочек? – спросила она.
Когда отец ответил, девочка поняла по его голосу, что он улыбается:
– Нет. Кушай сама. Это тебе за то, что ты была такой хорошей девочкой. Ты делаешь нас с мамой очень счастливыми.
Юдора прижалась к отцу, смакуя каждый кусочек пирожного. Кисло-сладкий вкус повидла напомнил ей о том, как она собирала яблоки в саду дядюшки Джона.
– Жалко, что мама не пошла сегодня с нами, – сказала она, доев пирожное и вытирая рот салфеткой.
– Вообще-то я как раз хотел с тобой об этом поговорить. – Юдора молча уставилась на отца. В его голосе слышались нотки осторожности. В бомбоубежище стало жарко, и от этого покалывало кожу. – Видишь ли, мама сейчас очень устает, потому что носит в животике малыша.
Юдора застыла, не зная, как на это реагировать. Отец, казалось, почувствовал это:
– Тебе абсолютно не о чем беспокоиться – все будет замечательно. У тебя появится новый друг для игр, который никогда тебя не бросит.
Его слова убедили Юдору. Все это звучало неплохо. У большинства ее школьных друзей были братья и сестры, и иногда ей тоже хотелось этого.
– И конечно же, этот малыш станет самым счастливым ребенком в мире, потому что ты будешь его старшей сестрой.
Юдора опустила голову отцу на грудь, вдыхая исходящий от него запах табака.
– И еще кое-что. – Снова нотки осторожности. Юдора затаила дыхание. – Я должен ненадолго уехать.
– Куда? На сколько? Когда ты вернешься? – она засыпала его вопросами.
Отец прижал Юдору к себе. Ей стало дурно.
– Этого я точно не знаю, как и не знаю, сколько времени займет моя поездка. Поэтому мне нужно, чтобы ты была очень храброй и позаботилась о маме с малышом, пока меня не будет.
В ее голове теснились вопросы. «Но почему именно сейчас? Почему ты не говоришь, надолго ли это? Почему не знаешь, когда вернешься? Почему не обещаешь, что все будет хорошо?» Юдора плотно сжала губы, чтобы остановить поток слов, потому что знала, что отец ни за что не станет ей лгать, и потому что больше всего на свете боялась услышать правду.