3. Ключ скользнул в замок и сухо повернулся там, дверь открылась. Запах табака, вчерашнего вермишелевого супа и мертвых газет. Вошли. Старуха захлопнула дверь и постояла немного, убеждая себя в том, что спина почти не болит. Наклонилась, расстегнула молнию на левом сапоге, стала стаскивать. До половины стянула - потом снова выпрямилась и замерла. Отдыхала. Скелет встал у двери на кухню и глазел, не выпуская из кисти чемодана. - Поставь! - велела старуха. Он осторожно опустил чемодан на линолеум. Крышка распахнулась, вывалились мятые пачки. Потекла грязная талая вода. - Ё...ть! - выругалась она. Придется убирать. Давил неснятый сапог. Она уперлась носком правой ноги в пятку левой, птицей раскинула руки, прижала ладони к стенам - надавила. Слез. Скелет глазел. - Уйди! - крикнула она злобно. Не было никаких сил выдерживать это глазение. Потоптался, но так как входную дверь старуха закрывала собой, шагнул на кухню и остался там. Жалостник, так его! Наклонилась. Расстегнула. Немного отдышалась. Спихнула второй сапог и надела тапочки. Замерла, потому что боль перешла все мыслимые пределы - можно было только недвижно стоять и кусать тресканные губы. Мерно тикали в комнате часы. Потом пробило девять, и в окошечке задергалась кукушка.
Скелет вздрогнул, осторожно выглянул из кухни: - Что это? Старуха махнула рукой: - Часы. Ее боль не прошла, но отступила - даже боль иногда устает. Старуха зашаркала на кухню, зацепила ногой цигаркови коробки. Скелет отодвинулся, пропуская ее. В кухне было все как всегда. Чернели беззанавесочные окна, за ними торчал тупым карандашом мертвый фонарь. В доме напротив двигались нечеткие цветные силуэты - как будто там другая страна, страна из далекого будущего. Внизу, во тьме, шевельнулся дворовый приблудный пес. Вздохнула. Пошла ставить чайник. Скелет отошел от плиты, чтобы не мешать старухе. На плите стояла маленькая кастрюлька с вермишелевым супом, рядом - сковородка, ручка которой была наполовину обломана, чайник. Она взяла чайник, чувствуя, как плескается в нем утренняя вода, прошаркала к умывальнику и отвернула кран. Привычно выждала некоторое время, чтобы стекла ржа, подставила под струю посудину. Скелет глазел. Старуха лязгнула чайником о плиту, подожгла огонь под ним и кастрюлькой. Настырно кололо в боку - она решила хотя бы посидеть перед тем, как заняться уборкой. Тяжело скрипнул под ней табурет, почти такой же старый, как она сама. - Чего пялишься, садись, - сказала старуха. Скелет дернул лопатками: - Спасибо. Я не хочу. - Не устал, значит, - пробормотала старуха. - Что? - Глухих везли, тебя забыли, - огрызнулась она. А потом без перехода спросила: - Чего ж тебя, кроме как я, нихто не видить? Костяк подвигал нижней челюстью. - Не знаю, - сказал он. - Как интересно. - Как интересно! - передразнила его старуха. - Ну и шо ж ты дальше будешь делать? - А нужно что-то делать? Закипел чайник. Старуха сердито посмотрела на скелет: - А как же! Покряхтела, полуприкрыла глаза тонкими мятыми веками - поднялась. Заварила себе чай, налила в миску остатки супа. Предлагать скелету не стала: во-первых, она не настолько богата, чтобы кормить всех подряд, а во-вторых, все равно костяку есть нечем. И... - некуда вроде. - Я пойду? - спросил скелет. - Иди, - сказала она, хлебая суп. - Можно, я вернусь позже? Старуха пожала тощими плечами: - Зачем? - Помочь. Поговорить. Тебе ведь плохо - одной. - На кой ты мне сдался? - Как хочешь. - До свидания. Лязгнул дверной замок. Старуха даже не оглянулась.
4. Она убирала грязь и коробки весь вечер, делая большие перерывы на отдых. Работа, как всегда, была сражением со своим телом - привычным и мучительным. И еще, работа оставляла много времени на размышления. Старуха думала о случившемся сегодня: странная встреча со странным костяком . Почему-то ей казалось, что это событие изменит ее жизнь, более того - уже меняет. Только она еще не знала, к добру такое изменение или к худу.
Конечно, к худу! - ворчал внутренний голос. Тебе ж вон доводиться прибирать, а могла бы полежать в кровати, связать ту варежку (сейчас, в очередной раз распустив нити, старуха начала вязать варежки внуку, но дело продвигалось медленно). Но с другой стороны - скелет помог ей донести чемодан. Она была достаточно умной женщиной, чтобы понять: сегодняшний день вполне мог стать для нее последним. Этот удар о землю... нет, сама бы она не донесла все до дома. Упала бы где-то по дороге, может, даже прямо на мостовой, и больше бы уже не поднялась. К утру нашли б, конечно - но к утру было бы поздно. При этой мысли старуха зябко повоела плечами и нагнулась, чтобы продолжать уборку. Казалось, что ей, больной и несчастной, цепляться за жизнь? Ан нет, цеплялась, пуще всего на свете боялась упасть и не встать. И - медленно замерзать, обнюхиваемой бродячими собаками. В квартире, конечно, умирать не так страшно. Но все равно не хочется. Скелет казался ей непременной гарантией того, что Смерть теперь минует ее. Он защитит . Потом ругала сама себя, смеялась: Как же, как же! Тьфу, дурь всякая в голову лизе! Дробно зазвонил телефон. Поздно. Хто ж это? Оказалось, Рита. - Мама, с тобой все в порядке? - голос у дочки был далекий и шипящий помехами - она жила в новостройках, считай, на другой планете. - Мама?! - Все. Все гаразд. Чого ты переполошилась? - Мама!.. - Рита замялась, и в образовавшуюся паузу протиснулся голос Славика - Ма, потише! - Понимаешь, - сказала дочка, - у меня сегодня было очень плохое чувство. Как ты там? Денег хватает? Старуха посмотрела на грязный пол, на черное окно: - Хватаит. А як у вас? - Тоже все хорошо. Славка вон в драмкружок записался - я и не знала, что они до сих пор существуют, драмкружки. Пьесу какую-то репетирует. Велел тебя пригласить. Придешь на премьеру? - Приду. - Ну, мам, всё. Прости, я тороплюсь - до завтра еще нужно... - Понимаю, доця. Ну, все. - Пока. Гудки. Старуха немного послушала их и положила трубку. Оставалось еще вымыть пол и приготовить на завтра чемодан. Хотя нет, завтра она на работу не пойдет. Устала. Вот как раз и займется чемоданом - все равно сегодня с ним не управиться. Устала.
5. На следующий день старуха приводила в порядок чемодан: мыла его снаружи и изнутри, вклеивала новые коробки. Закончила только к обеду. В обед позвонила Филипповна. - Привет, женщина! - сказала она. - Ну як, переб силася? Чому не прийшла? - Завтра приду, - пробурчала старуха. - А я хот ла ще вчера позвон ть - не вишло. Так придеш? - Приду. - Приходь-приходь. А то... Связь прервалась. Потом старуха сидела в кресле и вязала. Так и не заметила, когда заснула, а проснулась уже от лязганья дверного замка. Воры. Нашли куда лезть. Она поднялась и с кряхтеньем направилась в сторону кордора, чтобы как следует выбранить этих идиотов. Почему-то сейчас забылись все страхи, связанные со смертью - и в самом деле, чего им ее убивать? - Здравствуй, - сказал скелет. - Я вот пришел. Ты же говорила, что можно. Старуха расхохоталась и хохотала долго, сухим злобным смехом. Отсмеявшись, кивнула: - Говорила, что можно ? Ну, заходь, гостем будешь. Скелет чопорно поклонился, прикладывая к ребрам пальцевые кости: Спасибо. - Заходь, заходь, - она зашаркала в комнату. Гость последовал за ней. Здесь давно уже не было никого, кроме самой старухи, и теперь она с невесть откуда взявшейся суетливостью присматривалась: все ли в порядке? Одернула краешек желтоватой от времени салфетки, посмотрела на незаправленную мятую кровать и подумала, что надо бы прибраться. Потом разозлилась сама на себя: для кого прибраться, для костяка что ли? Дура! Скелет стоял в дверном проеме и глазел, медленно поворачивая череп справа налево и обратно. У окна с помятыми шторами, покрывшимися по верху паутинными нитями, стоял буфет, древний, как и всё в этой квартире. На нем шагали, выстроившись по росту, белые слоники - мал мала меньше. Среди них не было ни одного целого: у того не доставало бивня, у этого - правой передней ноги, и у всех хвостов. Позади слоников, у стенки, стояли высокие массивные канделябры, тоже с отколотыми частями (вернее, без них). В буфете было сиротливо и пусто, и уж совсем не к месту там смотрелась массивная металлическая кружка с вмятым боком. По углам забились мутные рюмки на высоких граненых ножках и опасливо косились на эту громадину. Еще в буфете лежала кипа рваных по краям тетрадных листков, покрытых полустершимися клеточками и расплывшимися чернильными пятнами. Напротив буфета стоял платяной шкаф, черный и высокий, так что своим боком он заслонял окно. Левая дверца шкафа не закрывалась и поскрипывала в такт старухиным шагам. У дальней от окна стенки, рядом с дверью в прихожую, распласталась низкая плотная кровать. В углу над ней, в красно-черном рушнике висел рисованный портрет неизвестного скелету человека. Человек был в кепке и пиджаке, с небольшими усиками и хитро прищуренными глазами. Он топорщил подбородок и внимательно следил за старухой. Та опустилась в кресло, которое стояло подле кровати и махнула гостю рукой: - С дай, в ногах правды нет. Но скелет еще не досмотрел до конца, поэтому садится не стал. Он повернул череп вправо и вниз, где и обнаружил - рядом с собой - низенький упершийся в пол ножками столик, на котором чернел пластмассовый телефонный аппарат с треснувшим диском. Позади же, за лопатками, на стенке висел еще один портрет, на сей раз фотографический. Портрет изображал молодого смеющегося человека в форме летчика. - Кто это? и это? - спросил скелет, показывая на изображения людей. Старуха посмотрела на фотографию так, словно увидела ее в первый раз, потом обозленно поднялась с кресла и пошаркала на кухню: - Пойдем-ка, я лучче чай себе сделаю. - Пойдем, - сказал скелет. Видимо, он многому научился за последние сутки и теперь уже не спешил с извинениями. - Росказуй, - велела старуха, наливая в чайник воду. - Як живеш. Она то ли забыла, что только вчера повстречалась с ним, то ли... А кто ее знает, старуху? - Да так, - сказал скелет. - В школу вот пошел. - Куди? - В школу, - повторил он. - Надо же как-то учиться. - Приняли? - Приняли. - Приняли?! Як кого? Он смущенно потер носовое отверстие. - Ну! - Скелетом приняли. Им как раз не хватало в биологическом кабинете муляжа. Теперь я там... работаю. И заодно учусь. Старуха удивленно покачала головой: - Що придумав. Оно тоб надо? - А как же жить? Смех и грех! - подумала она. Куда тебе, костяку, жить? Ты и умереть-то не смог как следует! - шляешься вон по миру, людей баламутишь . - Шо ж ти будеш робить? - Людям помогать, - не задумываясь, ответил скелет. - Я пока ходил, видел: у вас очень много таких как ты. Мне даже кажется, что почти все вокруг - несчастные. Они смеются, хлопают друг друга по плечу, желают здоровья, а... знаешь, в глазах у них - пустота. Ничего живого, ничего настоящего. - Можно подумать, ты настоящий. И где твои глаза? Они посидели в молчании, ожидая, пока закипит чайник. Потом старуха пила чай, а скелет рассказывал про школу. За окном стемнело, одиноко завыл пес. - Я пойду, - сказал скелет. - Страшно уже, темно. Старуха хотела засмеяться, но почему-то не смогла. Он обещал приходить еще.