Сочинить такое завѣщаніе отъ имени Петра Великаго самому д’Еону было не трудно. Нѣкоторыя изъ статей этого завѣщанія, которыя касались Швеціи, Польши, Турціи и Персіи могли быть позаимствованы изъ той политики, какой Россія дѣйствительно держалась со времени Петра Великаго въ отношеніи этихъ государствъ. Все же другое, какъ напримѣръ, возстановленіе торговли на Востокѣ черезъ Сирію, раздѣленіе всемірнаго господства между Россіею и Франціей) или Австріею и, наконецъ, нападеніе азіатскихъ ордъ на французскую территорію могло быть собственнымъ вымысломъ д’Еона. Что же касается Наполеона I, то онъ, безъ всякаго сомнѣнія, понималъ, что, вводя такія предположенія въ завѣщаніе Петра I, онъ тѣмъ самымъ дѣлалъ этотъ актъ забавнымъ, а не серьезною программою великаго царя. Вѣроятность такого предположенія подтверждается тѣмъ, что этому завѣщанію, даже во времена д’Еона — и притомъ по собственнымъ его словамъ, — версальскій кабинетъ не придалъ никакой важности и изложенные въ немъ планы и виды считалъ и невозможными и химерическими.
«Тщетно съ одра болѣзни — говоритъ д’Еонъ — я составлялъ и посылалъ записки королю, маршалу Бель-Иль, аббату Бернесу, маркизу де-л’Опиталю, — который быть назначенъ посломъ въ Петербургъ намѣсто кавалера Дугласа, — и, наконецъ, графу Брольи, посланнику въ Польшѣ, заявляя имъ, что русскій дворъ, въ виду неминуемой смерти короля Августа III, имѣлъ тайное намѣреніе наводнить Польшу своими войсками, чтобы тамъ вполнѣ господствовать при предстоящемъ избраніи короля и овладѣть частію польской территоріи, согласно плану Петра Великаго. На всѣ мои заявленія не обратили серьезнаго вниманія, потому, конечно, что они дѣлались молодымъ человѣкомъ, но теперь (въ 1778 году) чувствуются послѣдствія того роковаго предубѣжденія, какое имѣли противъ моего возраста».
Что д’Еонъ могъ вѣрно предрекать будущій образъ дѣйствій петербургскаго кабинета въ Польшѣ, того оспаривать нельзя; онъ былъ настолько смѣтливъ, что предугадать это не стоило ему особаго труда, но между этимъ и тѣми гигантскими планами, которыми, по всей вѣроятности, онъ самъ наполнилъ мнимое завѣщаніе Петра Великаго — огромная разница. Легко можетъ быть, что эти несбыточные планы заставили версальскій кабинетъ отнестись и къ правдоподобной части завѣщанія, какъ къ произведенію пылкаго воображенія, а не къ зрѣло-обдуманной политической программѣ.
Возвращеніе д’Еона въ Россію. — Паденіе Бестужева-Рюмина. — Предложеніе д’Еону вступить въ русскую службу. — Выѣздъ его изъ Петербурга. — Назначеніе его резидентомъ въ Петербургъ. — Отмѣна этого назначенія. — Переводъ д’Еона секретаремъ посольства въ Лондонъ. — Сочиненіе его о Россіи. — Превращеніе кавалера д’Еона въ дѣвицу. — Княгиня Дашкова. — Догадки о причинахъ такого превращенія. — Послѣдніе годы жизни д’Еона и его смерть.
Изъ Парижа д’Еонъ отправился опять на свой прежній постъ въ Петербургъ. Здѣсь онъ нашелъ значительную перемѣну: кредитъ стараго канцлера Бестужева поднялся снова и онъ, какъ извѣстно, былъ главнымъ виновникомъ отступленія русскихъ войскъ, успѣвшихъ уже овладѣть Мемелемъ и одержать надъ Фридрихомъ Великимъ блестящую побѣду при Гроссъ-Егерндорфѣ. Бездѣйствіе фельдмаршала Апраксина весьма невыгодно отозвалось для Франціи и для Австріи. Возвращеніе д’Еона въ Петербургъ, такъ по крайней мѣрѣ разсказываетъ онъ самъ, было непріятно для Бестужева, который заявилъ маркизу де-л’Опиталю, что молодой д’Еонъ — человѣкъ опасный и что онъ не радъ опять встрѣтиться съ нимъ, потому что считаетъ д’Еона способнымъ надѣлать смутъ въ имперіи. Но именно этотъ-то отзывъ о д’Еонѣ и былъ главною причиною, почему маркизъ де-л’Опиталь настоятельно требовалъ безотлагательнаго его возвращенія въ Петербургъ. Вскорѣ послѣ пріѣзда туда д’Еона, въ февралѣ 1758 года, Бестужевъ палъ; мѣсто его занялъ графъ Воронцовъ, оказавший??? расположеніе. Благодаря этому расположенію, д’Еонъ, послѣ третьяго своего пріѣзда въ Петербургъ, получилъ предложеніе императрицы остаться навсегда въ Россіи, но онъ, выставляя себя французскимъ патріотомъ, отказался отъ этого и въ 1760 году окончательно уѣхалъ изъ Россіи. Отъѣздъ д’Еона, въ его мемуарахъ, согласно съ господствующимъ оттѣнкомъ этого сочиненія, объясняется романическими приключеніями, о которыхъ, само собою разумѣется, не стоитъ здѣсь разсказывать. Дѣйствительною же причиною его отъѣзда изъ Петербурга было вообще разстройство его здоровья, и главнымъ образомъ глазная болѣзнь, требовавшая леченія у искусныхъ врачей.