– Чайковский Василий Андреевич, – произнес мужчина, растягивая каждое слово.
– Что за чертовщина? – застонал капитан. Брови его то вздымались в удивлении, то спускались на глаза от скорби. – Ты же умер.
– Умер, – жестко ответил старпом. – А теперь я снова здесь. За тобой пришел, сволочь.
– Я не виноват, – старик поджал под себя ноги и встал на колени, будто в молитве. – Пощади.
– Как это, не виноват? – спросил Константин. – Кто же тогда послал меня погибать в шторм?
– Ты сам себе это придумал, – будто в припадке извивался Чайковский. – Да, мы не ладили. Но я не отправлял тебя умирать.
– Вот как, – протянул старпом. – Может быть, это самоубийство? Может, я сам решил оставить жену и ребенка?
– Прости, – только и смог выдавить из себя капитан.
Константин снова распахнул дверь и жестом поманил Василия Андреевича.
– Ползи, скотина. Ползи к двери и ныряй обратно в океан.
– Я не буду, – возразил Чайковский.
– У тебя небольшой выбор, – спокойно сказал Константин. – Либо ты сам идешь на дно, либо я тебе помогаю.
– Нет! – крикнул капитан. По его щекам потекли слезы.
– Не надо! – прорезался более высокий юношеский голос.
– Надо! – возразил рыжий мужчина. – Он оставил вас без меня.
– Мой отец не убийца! – выпалил Костя.
– Твоего отца больше нет, – ответила тварь в теле кадета. – Я – осколок души судна. Я – то, что росло между переборками долгие годы.
Со стороны казалось, что взрослый мужик разговаривает сам с собой на разные голоса.
– Твое тело оказалось идеальным, потому что хранит геном Константина, – вещала сущность. – А я живу только ради мести, и настал час ее осуществить.
– Это безумие! – завопил Чайковский и попытался выбить стекло перед креслом рулевого.
– Куда это ты? – беззлобно спросил Константин и ударил старика в живот.
– Ох! – капитан согнулся пополам и осел, держась за бок.
– Оставь его! – снова вмешался Костя. – Пока я не знал, кто убил моего отца, было легко мечтать о мести. А теперь я вижу старика. У него своя семья, и наверняка его тоже кто-то любит…
– А ну тихо, – процедил мужчина и схватил Чайковского за шкирку. – Прощай, убийца.
Тварь потащила обмякшего старика к выходу и приготовилась выкинуть его за борт.
– Нет! – крикнул парень.
Когда капитан оказался прямо у воды, случилось невероятное. Последним усилием воли теряющий контроль над своим телом Костя решил поставить точку в этом кошмаре. Он шагнул шире, чем нужно, швырнув существо за борт вместе с собой. Не мог парень убить человека, что бы тот не сотворил.
Океан сомкнулся над головой, и рыжего потянуло вниз, словно коварные русалки, Костю окружили воспоминания погибшего отца. Счастливые моменты заманивали на дно потоком видений. Парень послушно падал за ними в бесконечную глубину.
Вот он на свадьбе родителей, запись которой часто смотрел на кассете под мамины слезы. Только сейчас рыжий внутри этого действа. Стоит среди гостей и наблюдает.
Глубже…
Глубже, в прошлое…
Знакомство с мамиными родителями. Бабушка носила клипсы, потому что с детства боялась прокалывать уши. И зачем-то рассказала об этом отцу.
Еще глубже…
Правую сторону изображения не видно на покосившемся экране, но это лишь вдохновляло сидящих на заднем ряду родителей завороженно смотреть друг на друга. Заиграла романтическая музыка. Первый поцелуй…
Скоро ноги наткнутся на дно…
Далекая зима. Студенты играли в снежки. Как обычно – академия на академию, моряки на строителей. Папа, совсем еще юный, прикрывает маму от летящих со всех сторон снарядов. Однокурсники смеются над ним, а папа уже знает, что будет это делать до конца своих дней…
Глубже…
Туманное марево застилает веки, но рыжий все равно улыбается. Даже умирая.
* * *
– Костя… – поманил голос издалека. – Очнись, Костя!
Звук будто притянуло ближе, и глубокий тембр Йоси полоснул по ушам. Парень открыл глаза. Кадет лежал посреди шлюпки. Руки Спицына еще оставались у него на груди. Рядом сидели Гарик и Чайковский.
– Я что, жив? – невнятно спросил парень.
– Жив, жив, – выдохнул матрос и поднялся с Кости.
– Прости, прости… – дрожащим голосом повторял капитан. У него перед глазами все еще стоял образ рыжего старпома, готового убивать.
– Я очнулся и увидел тебя в воде, – сказал Йося. – Ты плавился, как парафиновая свечка. Вода смывала целые куски плоти, растопленные до вязкого геля. Я думал, это сон.
– Прости, прости… – монотонно повторял Чайковский.
– Он пытался тебя спасти, – Гарик указал на старика. – Еле удержал его, а то утонул бы – как пить дать.