Тебе просто не повезло, Икари-кун. Твой первый день — и такой оглушительно провальный успех.
— Боже, я болен, — выдохнул Икари-кун. — Я всего лишь болен, но даже этого, оказывается, мало. Да, Аянами?
Болен. Он сейчас сказал «болен». Он сказал и продолжает говорить.
— «Э»… «э»-какая-то там атропатома, — проскрипел он, и пальцы дождя забрались мне в голову. Туда, где и находилась наша общая с ним болезнь.
— Экструзивная V-астроцитома, — поправила я машинально.
— Да какая, к черту, разница! — простонал Икари-кун. — Эта «EVA» — это рак, рак мозга, как ни назови его! И мне, чтобы об этом узнать, надо подписать…
Его голос уплывал куда-то вдаль, в дождь, а на смену ему приходили странные слова другого Икари — директора Икари.
«— Тебе становится хуже, Рей.
— Я все еще могу работать, директор.
Громко тикали часы, в полированной поверхности стола отражался потолок. Директор сидел в тени, и говорила его голосом какая-то глыба тьмы. Я дышала сочащимся чернилом и ждала ответа на тот вопрос, который — не совсем вопрос.
— Можешь.
— Я могу идти?
— Да».
А вскоре после этого он упомянул о «замене». О помощи второго учителя, думала я. А директор Икари думал о полной замене. О том, что мое место займет другой. О том, что терпеть головные боли станет бессмысленно.
— Аянами, вы вообще где?!
Он прищелкнул пальцами почти у моего носа — обидный, наверное, жест.
Я отвернулась и пошла прочь. Ему нужно поговорить с кем-то из наших штатных психиатров, выпить за приезд с нашими штатными алкоголикам. А мне — мне нужно побыть одной. Привыкнуть к… Очень многим мыслям.
Они начали рождаться после Второго сдвига.
Люди пережили первый временной сдвиг, пожертвовав семью процентами населения планеты. Вот просто так. Земля потеряла семнадцать минут времени, и за эти семнадцать минут произошло очень многое. Очень.
Я листала результаты поисковой системы и без труда дополняла прорехи, вырезанные цензурой. Ключевые слова — «Ангелы, сдвиг, время, дети» — это целый ворох прорех и гарантированный вызов к нашему офицеру безопасности.
«Аянами, какие веб-страницы вы вчера просматривали?»
Это будет завтра. Сегодня есть еще один человек, который приобщился к этой истории.
Второй сдвиг был совсем иным. После него никто не пропал, но зато после него стали рождаться необычные дети. Позднее их назовут Ангелами.
Я сидела с ногами на стуле. Монитор тлел потихоньку, свет вокруг не горел, за окном шелестела осень. С экрана на меня смотрели мифы, легенды, желтая пресса и баннеры порносайтов. Какие еще баннеры могут быть на страничках разных «очевидное — невероятное», «мистика. ком» и «городские-легенды. джп»?
Размытые фотографии Ангелов в терминальной фазе — как ни странно, самые настоящие фотографии. Целое море лживых воспоминаний «выживших» в зоне питания пробуждающегося сверхчеловека. Не бывает там выживших.
Дождь барабанил, спина болела от неудобной позы, а я листала сайты, находя все больше выдумки. Правду старательно вычеркивали и вымарывали из сети. Во всяком случае, ее там стало явно меньше за последние два года.
И очень хорошо.
Еще ключевые слова никаким боком не выводили на образовательный концерн «Соул» и его сеть учебных заведений. И это тоже хорошо. Не знаю, какая мне разница, но хорошо.
Я потянулась, подтащила ближе к стулу обогреватель. Руке стало приятно.
«Замерзла».
У меня быстро мерзнут руки, и это плохо, особенно в свете того, что моя замена уже здесь. Я вспомнила о замене и встала: хочу чаю, не хочу больше читать сказки. Хочу умную книгу, проверить форум и спать.
Большое кухонное окно смотрело в непроглядный октябрьский вечер. Когда-то давно я так и хотела: стоишь у плиты или разделочного стола, а перед тобой окно. Окно должно было выходить на что-то светлое, а за спиной кто-то весело смеялся.
Смех.
Смех похож на тонкие ножи, на шила, которые входят в сердце. Я их больше додумываю, чем чувствую, но понимаю, что сердце останавливается. Смех пахнет паникой. Там, в моих мечтах, за спиной всегда звучал детский смех. Здесь… Здесь он тоже звучит. И иногда — прямо за спиной.
И это совершенно не радостно.
Диск плиты раскалился так, что уже светился. Багровое кольцо электроконфорки, которое можно накрыть чайником — здесь, на кухне моей искривленной мечты. Кольцо, навсегда выжженное в моей голове, прикрыть нечем. К сожалению.