— Во, вот, смотри.
Я послушно протянула руку и взяла подшитые листы. Свою часть этого отчета я заполнила с утра на пустом уроке, сразу после встречи с директором.
«Она его успела сдать, и ей его вернули. Оперативно». А потом я увидела то, о чем говорила куратор.
— Ты, конечно, не подумай, — самокритично сообщила Киришима. Тон был искренним и покаянным. — Это не единственная причина, почему вернули отчет, но…
В колонке «валидность» стояли ошибочные данные. По сути, я просто перепутала столбцы в таблице, когда переписывала из своей ведомости.
— Ерунда, Рей! Пять минут позора — и все будет как надо, — рассмеялась Киришима. — Ты тут сиди, заполняй, а я это, ага?
Я видела только клетки, только белое и черное. Боль в голове закончила рвать бумагу. Теперь там кто-то натужно раздирал листовой металл.
«Я ошиблась. Я ошиблась. Я ошиблась…»
Зеркало в туалете отражало маску. У маски были серые глаза и не было мимики, маска стояла ровно, смотрела на себя и прижимала к краю раковины капсулу с таблетками. Мне надо было выпить лекарство от головной боли еще с утра.
«Твоя EVA перешла в нулевую стадию месяц назад».
Эти слова директора словно запустили окончательный распад. Рак не перестал быть моим оружием, но стал настоящей болезнью. Со всеми сопутствующими проявлениями. Я не могу понять, как такое лицо может быть у умирающего: неподвижное, равнодушное, пустое. Меня раздражает это лицо, раздражает режущий свет. Я просто хочу, чтобы все было как раньше, чтобы никто не приехал на замену, чтобы у меня просто болела голова.
Я мысленно обрила себе голову. Седые волосы — невелика потеря, пускай и бессмысленная. Можно попытаться оттянуть агонию, постараться убить то, что делало меня полезной и убивало меня саму. Можно, можно, можно.
Звук рвущейся жести. Мне плохо.
В зеркале начинает меняться картинка: его гладь плывет, как ртуть, тяжелыми волнами, что-то треплет за края ставшее жидким отражение.
Меня сейчас стошнит. Вот прямо сейчас.
Ну вот.
Я открыла дверь (никаких новых табличек), зажгла свет и села на пол. Таблетка работала полчаса, почти как в прошлый раз. Я старательно убеждала себя, что вот эта слабость в коленях — это усталость. Незапланированный отчет на собрании секции гуманитариев пополам с рвущимся в голове металлом. День, ставший одной сплошной ошибкой.
Яркий, хороший солнечный день, день, когда жалко оставлять фотоаппарат в кофре.
В кухонном окне день уже угасал, но небо по-прежнему было ослепительно-глубоким, похожим на запах свежей воды. «Я окончательно путаюсь в восприятии».
Довершением всех бед была случайная встреча с Петером Малкуши. Второклассник, опознанный вчера как Ангел, шел куда-то по своим делам, торопился, размахивая портфелем. Я смотрела на него и не могла понять, что не так.
«Микрокосм». Он вчера открылся, осознал — пусть и частично — свою сущность. Долговязый подросток уже повернул за угол, а я не могла опомниться: я не видела ничего, даже тем особым зрением, которое отличает медиума и проводника. Ничего. «Ты накручиваешь себя, Рей». Хорошо. Разумеется, я видела. Видела, как колеблется пространство вокруг лицеиста, но если бы я не знала, что он Ангел, я бы никогда не определила его сама.
Коробочка с комплексным обедом осталась стоять в микроволновке. Наверное. Я разогрела, но так и не вернула ее в холодильник.
Бездумное листание страниц в интернете — это лучший убийца времени, которого осталось и так немного. Просто поразительно, сколько бессодержательных, но магнитных страниц в сети. К семи вечера я случайно открыла форум цифровой фотографии.
Логин, пароль. «Получено новое личное сообщение».
Я смутно вспомнила вчерашнее зернистое фото и невыразительный никнейм.
<Ты тупая сука! Я срал на ваши дибильные советы по ностройке! 1 Я диржу камеру уже почти год, и вылаживаю то, что хочу, ясно? Нахера ты мне вобще писала?!>
Он даже не понял, что я модератор, подумала я отстраненно. Что-то мешало дочитать до конца поток ошибок. Почему-то больно было сглотнуть и застило глаза. Линза сдвинулась? Я моргнула, и по щеке потекло что-то теплое.
Опомнилась я только от тянущей боли внизу живота. Я смотрела в отключившийся экран, по которому плавали часы с календарем. Боль пульсировала, и первой мыслью было: «Мало того, что в голове…» Потом я словно впервые рассмотрела дату, потом вспомнила весь сегодняшний день.