Ягиня нахмурилась:
— Я никогда не могу вспомнить, что мне приснилось.
Голукс судорожно стиснул руки и задумался.
— Как я отчетливо припоминаю, добытые слезами камни вечны. И я совсем уж точно знаю, что Гвейна дар — был дар сердечный. Но что он делал, непонятно мне, в такой дали, в чужой стране?
— Охотился, — ответила Ягиня, — насколько помню, на волков.
Голукс нахмурился.
— Люблю я жить согласно логике. И надо мне решить по собственной методике, что в день ужасный произошло, что Гвейна в ярость привело, и почему он слезы предпочел, что в смехе скверного нашел. Ответь на мой прямой вопрос: чем смех настолько хуже слез?
— Когда в капкан король попался, над ним злой фермер посмеялся, — напомнила Ягиня. — Тогда король добавил строго: «Свой дар улучшить я желаю. Печали камни чти глубоко — их вечными я оставляю. Но камни смеха станут шуткой и проживут они минутку».
Голукс застонал:
— Есть одна вещь на свете, которую я ненавижу, это всяческие исправления и улучшения. — Глаза его сверкали все страстнее и он стискивал руки все сильнее. — Попробую заставить ее смеяться, пока она не заплачет, — порешил он наконец.
Голукс поведал Ягине множество прелестных историй о происшествиях, которые произошли или могли бы произойти, но глаза ее оставались сухими, как пески пустыни, а губы казались высеченными из крепкого камня.
— Меня не может рассмешить ничто, случившееся в этом мире, и ничто, что могло бы здесь случиться, — сказала Ягиня.
Голукс улыбнулся:
— Тогда мы подумаем о чем-нибудь, что может еще случиться, но чего никогда не было. Сейчас я что-нибудь придумаю. — И он думал, пока не надумал. Жил на свете дурак очень меткий,
Ягиня засмеялась и смеялась до тех пор, пока смех не перешел в слезы, и семь опалов скатились по ее щекам и со стуком упали на пол. — Она плачет полудрагоценными камнями! — запричитал Голукс. — Попробую еще разок:
Ягиня засмеялась и смеялась до тех пор, пока смех не перешел в слезы, и семь сверкающих бриллиантов скатились по ее щекам и со стуком упали на пол.
— Теперь она плачет ювелирными изделиями, — горестно вздохнул Голукс.
Принц попытался рассказать повесть посмешнее и за свои старания получил поток турмалинов, кошачьего глаза и жемчужин.
— Герцог ненавидит жемчуг, — простонал Голукс, — он считает, что жемчуг мечут рыбы.
Между тем в комнате становилось все темнее, и уже с трудом можно было что-то различить. Луна и звезды путь свой завершали, а принц и Голукс неподвижно все стояли. Застыли, будто статуи, в молчанье, и с ними замерла природа в ожиданье. И вдруг без всяких слов, без просьб и уговоров, рассказов, повестей и долгих разговоров Ягиня принялась смеяться, веселиться и не могла никак остановиться. И что причиной стало хохота такого? Ведь не случилось ровно ничего смешного. Ну, может быть, сова во тьме нелепо прокричала, или улитка что-то глупое сказала. Ягиня между тем безудержно смеялась, и хижина камнями заполнялась. Текли из глаз огромные алмазы, за ними вслед роскошные топазы, рубины и сапфиры им вдогонку стекали, ударяясь об пол звонко. И вот уж тысячу камней собрали и в бархатный мешочек увязали. Голукс спрятал мешочек, вздохнул и сказал:
— Надеюсь, ее рассмешили мои рассказы.
А Цорн взял Ягиню за руку и торжественно промолвил:
— Да поможет тебе Создатель сохранять зимой тепло, а летом прохладу.
— Прощай, — прибавил Голукс, — и прими нашу признательность.
А Ягиня все смеялась и смеялась, и сапфиры, сверкая, стекали, скользили и со стуком падали на пол, стремясь вдогонку за Голуксом, пробирающимся к двери.
— Сколько часов у нас в запасе? — спросил принц.
— Час сейчас нечетный, — пробурчал Голукс себе под нос, — мой желудок обычно лжет в этот час, а он мне подсказывал, что Ягиня умерла.
— Сколь часов у нас в запасе? — повторил принц.
Ягиня между тем, усевшись на сундук, продолжала смеяться.
— Сорок часов нам осталось, и признаюсь, что этого мало, но дорога под горку ведет, так что, принц мой, смелее вперед! — ответил Голукс. Они вышли за порог в темную, безлунную ночь и застыли, всматриваясь в черноту.
— Думаю, надо идти этой дорогой, — сказал наконец Голукс, и они двинулись в направлении, которое, как думал Голукс, должно привести их куда нужно.
— А как нам быть с часами в замке? — строго спросил Цорн.