— Ну, что, Ирина Александровна, пришла ваша очередь? — усмехнулся Дымов, с видимым удовольствием развалившись, насколько это было возможно, на стуле.
— Это бесполезно, — тут же встрял его помощник, — она сейчас не может адекватно оценивать разговор и будет отвечать только на прямо поставленный вопрос.
— Что ж, — хмыкнул тот, доставая из кармана сложенный пополам листок с планом допроса, — тогда начнем, помолясь.
Слава всевышнему, допрос начался с денег, видимо по значимости это стояло на первом месте. Тем хуже для них, как раз вчера мной был приготовлен сюрприз, правда рассчитывала я не такую ситуацию, но и для этого случая тоже подойдет. Сейф ждет. Нужен код? Он есть у меня. Смелей, счета и толстые пачки наличности сделают вашу жизнь веселей… на том свете. Правда тут я немного приврала, и даже вовсе не немного, ни денег, ни счетов в этом сейфе уже неделю как не было, но о сюрпризе чистая правда. То, что я сама попаду под свой "сюрприз" меня не волновало — все равно конец, но так хоть прихвачу этих павианов и мучений меньше. Меньше? Если бы я тогда могла хоть чуточку знать чем это все закончится, то без звука отдала бы все, лишь бы моя закладка не сработала, но… Вот именно "Но", она сработала на все сто — гель сам по себе не являлся взрывчаткой, но распыленный в пространстве небольшим зарядом полыхнул как в бомба в американских фильмах. Разрушений получилось немного, передо мной и не стояла задача разнести полздания, но все кто находился в комнате, на секунду превратились в горящие факелы. Это очень четко отпечаталось в памяти. Уходя в небытие, единственно, о чем я жалела, что не смогла дотянуться до Соколова, что не оказалось его рядом, и не был он вознагражден горячим приветом от своей поклонницы.
Боль, Боль и еще раз БОЛЬ. Вот что такое семьдесят процентов сожженной кожи, обезболивающие не помогают… хотя нет, помогают, если без них, то тело само выгибается дугой. Я не желаю себе смерти, нет, но нет и сил терпеть, скорей бы все это закончилось! Отпустите меня! Не надо пытаться поддерживать жизнь в этом обугленном теле! Почему я не ушла за грань сразу? Ах да, когда пламя рвануло во все стороны, Дымов рухнул на меня и на пару секунд прикрыл своим телом. Подонок, нет, не Дымов — он только выполнял приказ, подонок Соколов, это он придумал, это он приказал. Как бы мне хотелось добраться до этой холеной скотины, и еще раз, вместе с ним войти в пламя. Мир должен избавиться от такой мрази.
Очередное беспамятство. Сколько уже их было? Десять? Двадцать? Не помню, да и неважно это все. А что важно? Что-то же было важным? Не помню. И все-таки. Перед глазами всплывает ненавистное лицо, кривая улыбка, похожая на оскал, делает его мерзким. Хочу дотянуться ногтями до его зрачков и стереть оскал с этой морды, но нет, не получается, тело отбрасывает в темноту. Вокруг возникают тени, они все движутся в одном направлении, но мне туда не надо. Мне надо назад, во чтобы то ни стало дотянуться до мерзкой рожи. Есть, я рядом, и снова неудача.
Соколов стоял в реанимации за стеклом и внимательно рассматривал замотанное в бинты тело.
— А непроста ты оказалась, Ирина Александровна, ох непроста, — думал он, глядя, как перемигиваются огоньки реанимационных приборов. — Зря в свое время слили такого кадра. Для оперативной работы была бы в самый раз. Как все-таки умудрилась Дымчика так обуть, ведь таких как ты он на раз раскусывал?
В это время забинтованное тело дернулось, пытаясь освободить примотанную к каталке руку, и на секунду Соколову показалось, испод повязки блеснули глаза. Он еще раз пристально пригляделся и на всякий случай ухмыльнулся — психологически это должно было вывести из равновесия оппонента. Нет. Действительно показалось. Врачи говорили, что если и выживет, с глазами будут серьезные проблемы. Только выжить ей вряд ли удастся — при таких ожогах не выживают. Тут тело снова выгнулось, и рука заходила ходуном, пытаясь получить свободу. Врачи снова обступили пострадавшую, но то, как вяло они что-то там делали, явно говорило, что помочь уже ничем нельзя. Через несколько минут, медсестра стала отключать приборы.