Соколов отвернулся, здесь было все ясно — ничего он от Завьяловой не получит, нужно подсчитывать убытки и искать нового исполнителя, своих замыслов, что при нынешнем падении доверия весьма непростая задача. Когда он шел к выходу, мимо него быстро проскочили медики с каталкой, на которой лежала молоденька девушка. Лет шестнадцать, профессионально отметил он, и туже услышал, как кто-то заговорил на русском языке.
— Интересно, а что здесь делают русские? — Удивился он, оглядываясь вслед удаляющейся группе. — Ладно, потом.
Выходя из клиники, Соколов повернулся к своему охраннику:
— Там, девчонку видел? Знаешь что-нибудь.
— Да. Здесь спортивные соревнования проходят, она травму получила. Но проблема получилась не из-за травмы, а от обезболивающих, какие-то проблемы с лекарственной совместимостью. Дальше анафилактический шок и проблемы с сердцем.
— Понятно.
Злость прошла мгновенно, как будто ничего и не было. Снова вокруг ничто и снова где-то на краю восприятия двигаются тени. Боль отступает, появляется полупрозрачный туман, тени исчезают, постепенно проявляются контуры какого-то помещения. Тут распахиваются двери и вместе с каталкой вваливаются люди, они суетятся и кричат друг на друга.
— Что происходит? Что там? Надо посмотреть.
Резкий удар отбрасывает словно пушинку, боль пронзает насквозь. Как бы издалека слышатся команды, люди нервничают и продолжают суетиться. Снова пытаюсь приблизиться, но тут опять раздается команда: — Разряд! — снова пронзает боль, только уже сильнее.
— Нет, не буду приближаться, там нет ничего кроме боли.
Суета продолжалась недолго, вскоре крики прекратились люди потихоньку стали расходиться, почему-то снова потянуло туда.
— Девчонка. Молоденькая совсем. А с ней что случилось? Почему она не дышит и почему ей никто не помогает? Почему?
Рука сама потянулась к лицу девушки. Мгновенье, пространство исказилось, и тут же провалилась во тьму. Здравствуй боль, давно тебя не было. Хотя это совсем другая боль, будто неведомый зверь своими когтями рвал грудь изнутри, безумно хотелось вдохнуть, спазмы начали сотрясать тело, но ни глотка воздуха не попадало в легкие. И все-таки усилие на грани возможного принесли результат, рывок, еще рывок и живительный, густой как кисель воздух потек в легкие. Через пару вдохов что-то легло на лицо, и дышать стало намного легче и зверь, видимо получив свое, снизил напор. Все, теперь можно и отдохнуть.
Дэвид сорвал со своего лица медицинскую маску и вытер ей пот — еще немного и из-за его ошибки могло случиться то, о чем ему пришлось бы долго сожалеть. Конечно, он не считал себя полностью виновным в том, что произошло, но видимо где-то не досмотрел. По всем показаниям больная умерла, сердце не билось около десяти минут, и это только под их контролем, но ведь оно остановилось еще в пути.
— Надо будет описать этот случай, — подумал он, — и понаблюдать за больной дальше, такие длительные остановки сердца не остаются без последствий.
Дэвид точно знал, что при такой длительной гипоксии поражение мозга неизбежно, а вот в чем конкретно оно проявится, вопрос. Скорее всего будут нарушения в мыслительной деятельности, возможна амнезии, нарушение координации… Да много чего возможно, тут все зависит от индивидуальных особенностей. И вообще дежурство сегодня вышло тяжелым, ночью привезли сильно пострадавшую женщину, семьдесят процентов ожогов. Да каких ожогов, местами кожа просто обуглилась. Как только ее увидели, сразу поняли — не выживет. Но продолжали делать все возможное, чтобы вырвать ее у смерти, бывали же случаи. Не получилось, пострадавшая постоянно лишалась сознания, произошли три остановки сердца, и в последний раз запустить его не удалось. Да какое там запустить, все уже видели начало агонии… По времени провозились с ней около семи часов, и все напрасно. Следом привезли девушку, спортсменку, анафилактический шок от обезболивающего и остановка сердца. И снова попытки реанимации и снова работа всей группой в течение десяти минут. Видя отсутствие даже намека на результат, Дэвид дал команду прекратить попытки запустить сердце. И надо же, одновременно с отключением приборов больная самостоятельно с громким всхлипом сделала вдох. Сначала это приняли за проявление агонии, но за первым вздохом последовал второй, и только тут все поняли, что сердце самостоятельно включилось в работу. Удивительно, но обычно после такого, сердце еще какое-то время работает нестабильно — кислородное голодание тканей, остатки лекарственных препаратов… В этот же раз, судя по показаниям приборов, все мгновенно пришло в норму. Так не бывает. И вообще с этой девушкой происходило что-то странное, что вступало в противоречие со всем опытом Дэвида, а его опыту могли позавидовать многие.