— Мне ее раскочегарить? — крикнул он.
— Только быстрее не надо, если вы об этом.
— Я об этом.
— Нет!
— Эта штука все равно ездить не умеет! — заорал он.
Но Шарлотте показалось, что он лишь подбавил газу.
Деревья исчезли; джип выехал на открытое скалистое высокогорье, усеянное клочками падуба и вереска, блестевшими под луной. Далеко впереди маяк снова и снова отправлял свою депешу. Археолог вдруг остановил машину. Здесь было совсем тихо, если не считать ветра: насекомых не слышно, а море слишком далеко. Он зажег сигарету, ей не предложил и посмотрел искоса.
— А вы — та, кого насмешливо называют «целомудренной юной барышней»?
Сердце у нее оборвалось.
— Чем? — (Такой идиотизм, как бы там ни было.) Она помедлила, затем сказала: — Наверное. А что?
— Очень целомудренной?
— Вы привезли меня сюда, чтобы расспрашивать о морали?
— Она для меня ни черта не значит, если хотите знать. Спрашиваю только из вежливости. Ну вроде — как ваше люмбаго. — Как ваш абсцесс в зубе?
Помимо своей воли она сказала:
— Знаете, мне кажется, вы довольно противны.
Он выпустил дым ей прямо в лицо.
— Любое отвращение, милая моя барышня, — всего-навсего отсутствие аппетита, желание не трогать чего-то ртом.
— Что?
— Кушать что-то. Целовать кого-то. Одно и то же.
— Я не понимаю, о чем вы.
Ей стало тревожно: будто разговаривает с безумцем.
— Я всего лишь пытаюсь вам сказать, что вовсе не противен вам.
Маяк вспыхивал и гас. «Как мне заставить его вернуться?» — подумала Шарлотга.
— Во всяком случае, судить об этом мне, — сказала она несколько нетвердо.
— И все же вы хотите, чтобы я вас поцеловал.
— Что? — пронзительно вскрикнула она. И через секунду тихо сказала: — Чего ради мне хотеть, чтобы вы меня целовали?
— Черт его знает. Но вы хотите.
— Неправда. Не хочу.
Он отбросил сигарету.
— По-моему, хватит уже спорить о таком пустяке, — сказал он, повернувшись к ней.
С нею раньше так никто не обращался. Когда он ее схватил, она ничего не могла сделать. А когда попробовала изо всех откинуть голову, он поймал ее губу зубами так, что она вскрикнула от боли. После долгой борьбы археолог отпустил ее и, ухмыляясь, отстранился. Она попробовала заговорить, но только всхлипнула и сглотнула.
— Возьмите платок, — сказал он. Шарлотта машинально взяла и высморкалась. Затем промокнула губу и на белом льне увидела темную кровь. В ней почему-то проснулось мужество, и она смогла поднять голову и взглянуть на археолога.
— Я…
— Не пытайтесь говорить, — резко сказал он.
Она уставилась на него, охваченная ненавистью, приоткрыла рот и вновь захлебнулась. Достаточно успокоившись, чтобы подумать: «Это было свинство», а не «Это свинство», она вернула ему платок и спокойно произнесла:
— Моя мать была неправа. Она говорила, что пасть ниже мсье Ройе невозможно.
Археолог в восторге расхохотался:
— О, тот гораздо хуже. Гора-а-аздо хуже!
— Если вы не возражаете, я бы предпочла об этом больше не разговаривать.
— Бросьте, все было не так уж плохо, — сказал он.
Шарлотта не ответила.
— Вообще-то, — не отступал он, — поездка была для вас полезна.
— Не думаю, что мой отец с вами согласится, — несколько чопорно ответила она.
— Возможно. Однако его мнения спрашивать никто не будет, верно?