— Ничего хорошего, если один ребенок получает столько всего.
Тетя Эмили примеряла меховой жакет, который ей подарил дядя Грег. Ее лицо сияло от восхищения, и она только что звонко чмокнула дядю Грега в щеку.
— А младенец Асторов получил игрушек на пять тысяч долларов в свой прошлый день рождения, — сказала она отцу Дональда, поглаживая мех.
Тот бросил на нее презрительный взгляд:
— Это, — произнес он очень отчетливо, — на редкость тупое замечание.
Если не считать треска пламени, в комнате воцарилась тишина. Те, кто не слышал, поняли: что-то случилось. Дядя Грег бросил взгляд на отца Дональда, затем на тетю Эмили. Может, начнется скандал, думал Дональд, — все против его отца. Он обрадовался, хотя и почувствовал себя виноватым, словно сам сделал что-то не так.
Дядя Айвор передавал ему сверток. Машинально Дональд развязал ленту и вытащил рыжеватый кашемировый свитер.
— Это тебе подарок от мамы с папой, — тихо сказала мать. — Он тебе великоват, но я специально купила на вырост.
Маленький кризис миновал, все снова заговорили. Дональд успокоился, но в то же время огорчился.
— А не приговорить ли нам бутылочку бренди? — крикнул дядя Виллис.
— Мужчины остаются тут, — распорядилась бабушка, — а мы пойдем на кухню.
— Я тебе принесу, — сказал дядя Айвор тете Луизе, когда она встала.
Когда они выходили из комнаты, мать наклонилась и тронула Дональда за плечо.
— Я хочу, чтобы ты положил каждый подарок в коробку точно так, как было. А потом принеси их в нашу комнату и аккуратно сложи в углу под окном. Понял меня?
Она вышла. Дональд присел было, затем подскочил и бросился за ней, чтобы спросить, можно ли оставить хотя бы одну вещь — например, пожарную машину? Она тем временем говорила бабушке:
— …весьма неуместно. Кроме того, не представляю, сможем ли мы вообще отвезти это все в Нью-Йорк. Быть может, Оуэн заберет с собой завтра большие вещи.
Дональд остановился, ощутив, как на него нисходит покой. Отец уезжает с фермы. Пусть забирает с собой все — и пожарную машину, и остальное, это не имеет значения. Он повернулся, пошел обратно в гостиную, педантично уложил игрушки в коробки, завернул и перетянул лентами и бечевками.
— Что такое? — внезапно воскликнул мистер Гордон, заметив его. — Ты что это делаешь?
— Надо все отнести наверх, — объяснил Дональд.
Его отец вмешался в разговор.
— Я не хочу, чтобы эти коробки валялись там повсюду наверху. Уложи их аккуратно. Понял?
Дональд, склонив голову, трудился.
Чуть погодя мистер Гордон сказал вполголоса:
— Ну, черт побери. — А потом отцу: — Видал я в свое время послушных детей, но доложу вам, такого — еще ни разу. Никогда.
— Дисциплина с колыбели начинается, — отрезал отец.
— Жуть, — буркнул мистер Гордон себе под нос.
Дональд поднял голову и увидел, что отец смотрит на мистера Гордона с ненавистью.
На кухне бабушка, тетки и мать готовили ужин. Дональд сел у окна делать пюре. Синева небес скрылась за пеленой облаков, однообразно белой.
— К вечеру снова снег пойдет, — сказала бабушка, глядя в окно над раковиной.
— Хочешь понюхать вкусненькое? — спросила Дональда мать. Он подбежал к плите, и она открыла духовку: аромат индейки с луком. — Хорошо прожаривается — объявила мать. Хлопнула дверцей духовки, повесила ухваты на крючки и направилась в кладовку. Дональд пошел за ней. Там было очень холодно, пахло соленьями и пряностями. Мать искала что-то на полках среди банок и жестяных коробок.
— Мама, — позвал он.
— Аа-а? — откликнулась та машинально, не глядя на него.
— А почему мистер Гордон живет у дяди Айвора?
Теперь она уже смотрела него — пугающе пристально.
— Что еще такое? — резко спросила она. И не успел он повторить вопрос, вдруг ответила спокойно: — Дорогой, разве ты не знаешь: ведь дядя Айвор — санитар. Как мисс Оливер, помнишь, которая за тобой ухаживала, когда ты болел гриппом? Только мужчина. Он мужчина-сиделка.
— А мистер Гордон болен?
— Да, — подтвердила она полушепотом. — Он очень больной человек, но об этом нельзя говорить.
— А чем он болен? — Дональд понимал, что специально ведет себя как маленький, надеясь узнать больше. Но мать уже говорила:
— Не знаю, зайчик. А теперь давай-ка на кухню. А то тут замерзнешь. Марш! Чтоб я тебя не видела!
Он хихикнул, убежал обратно на кухню, довольный, что установил существование тайны.
За ужином отец посмотрел на него через стол с той особой строгостью, которую приберегал для неприятных замечаний: