Музыка играла долго, и Идир думал о рынке в Тизните и мечети с древесными стволами, торчащими из глинобитных стен. Он посмотрел на пол. В комнате еще сохранялся дневной свет. Он открыл глаза пошире. По полу медленно расхаживала крошечная птичка. Идир подпрыгнул. Трубка с кифом упала, но чашечка не разбилась. Птичка не успела даже пошевелиться — он накрыл ее рукой. Даже когда он сжал ее в ладонях, она не сопротивлялась. Разглядев ее, Идир решил, что птички меньше ему видеть еще не доводилось. Головка у нее была серая, а крылышки — черно-белые. Она смотрела на него и, похоже, не боялась. Он снова сел на стул, держа птицу на коленях. Когда он поднял руку, птичка не пошевелилась. «Это птенец, летать не умеет». — подумал Идир. Он выкурил несколько трубок кифа. Птица сидела смирно. Солнце скрылось, и дома засинели в вечернем свете. Он погладил птицу большим пальцем. Затем снял кольцо с мизинца и надел на мягкие перья ее головки. Птица не обратила на это внимания.
— Золотое ожерелье для птичьего султана, — сказал он. Он еще покурил кифа и посмотрел на небо. Затем проголодался и подумал, что, быть может, птичка захочет поклевать крошек. Он положил трубку на стол и попытался снять кольцо с птичьей головы. Оно не слезало — мешали перья. Идир потянул, птица забила крылышками, сопротивляясь. На секунду он отпустил ее, и она тут же взлетела с его колен и взмыла в небо. Идир подскочил и застыл, глядя ей вслед. Когда она исчезла, он улыбнулся.
— Сучья тварь! — прошептал он.
Он приготовил еду и поел. Потом сидел на стуле, курил и думал о птице. Когда пришел Лахсен, он все ему рассказал.
— Она с самого начала собиралась что-нибудь спереть, — объяснил он.
Подвыпивший Лахсен разозлился.
— Так она украла мое кольцо! — крикнул он.
— Твое? — переспросил Идир. — Я думал, ты мне его подарил.
— Я еще не сошел с ума, — ответил Лахсен. Он ушел, по-прежнему злой, и целую неделю не появлялся. Когда Лахсен все же пришел однажды утром, Идир, уверенный, что тот снова заведет разговор о кольце, быстро протянул ему пару ботинок, которые накануне купил у приятеля.
— Подходят? — спросил он.
Лахсен сел на стул, надел ботинки и обнаружил, что они впору.
— Подошвы надо поменять, а сверху как новые, — сказал Идир.
— Сверху хорошие, — согласился Лахсен. Он потрогал кожу, потер ее пальцами.
— Бери себе, — сказал Идир. Лахсен обрадовался и в тот день о кольце не обмолвился. Дома он снова внимательно оглядел ботинки и решил, что на новые подошвы деньги потратить стоит.
На следующий день он пошел к сапожнику-испанцу, и тот согласился починить ботинки за пятнадцать дирхамов.
— Десять. — предложил Лахсен. После долгих препирательств, сапожник снизил цену до тринадцати, и Лахсен оставил ему ботинки, сказав, что через неделю заберет. В тот же день он шел через Сиди Букнадел и увидел девушку. Они проговорили два часа или больше, стоя в отдалении друг от друга у стены и глядя в землю, так, чтобы никто не заметил, что они беседуют. Девушка была из Мекнеса — вот почему он не встречал ее прежде. Она гостила у тетки, жившей в этом квартале, а вскоре из Мекнеса должна была приехать ее сестра. Он решил, что уже целый год не встречал таких красавиц, но, конечно, трудно было судить, какой у нее нос и рот, потому что их скрывала чадра. Он убедил ее встретиться с ним в том же месте на следующий день. На этот раз они прогулялись по Хафе, и он понял, что сможет ее уломать. Но где живет ее тетка, девушка так и не сказала.
Только через два дня он затащил ее в свою комнату. Как он и думал, она оказалась красавицей. Той ночью он был очень счастлив, а наутро, когда она ушла, понял, что не желает с нею расставаться. Он хотел знать, в каком доме она живет и как собирается провести день. Дурные времена настали для Лахсена. Он бывал счастлив, лишь когда смотрел, как она лежит рядом на постели, а с другой стороны, у подушки на полу, стоит бутылка коньяка, до которой легко дотянуться. Каждое утро, когда девушка уходила, он лежал, размышляя обо всех мужчинах, с которыми она, быть может, встречается, прежде чем вернуться к нему. Когда он заговаривал с ней об этом, она смеялась и говорила, что все время проводит с теткой и сестрой, уже приехавшей из Мекнеса. Но он не мог унять тревогу.