«Я был там и слышал, как долго он уходил, так долго, что его не должно было быть, и все же он был по-прежнему там, и его шаги все еще удалялись. Он ушел, и никого не стало. Там был огонь, и я отодвинулся от него. Я хотел услышать звук — вроде муэдзина, кричащего: „Аллах акбар!“, или французского самолета с военной базы, пролетающего над мединой, или новостей по радио. Ничего не было. И когда в дверь проник ветер, он состоял из пыли, и был высокий, как человек. Ночь для бегства от собак в меллахе. Я посмотрел в огонь и увидел в нем глаз — как тот глаз, который остается, когда жжешь чибб и знаешь, что в доме был джинн. Я поднялся и встал. Огонь делал звук, похожий на голос. Думаю, он разговаривал. Я вышел оттуда и пошел по улице. Я шел долго и добрался до Баб-эль-Хемиса. Там было темно, и ветер был холодный. Я подошел к стене, где лежали верблюды, и постоял там. Иногда мужчины разводили огонь и играли мелодии на удах. Но они спали. Все храпели. Я побрел дальше, оказался у ворот и выглянул наружу. Мимо проезжали большие грузовики с овощами, и я подумал, что хорошо бы оказаться в грузовике и ехать всю ночь. Тогда в другом городе я был бы солдатом и отправился в Алжир. Все было бы хорошо, начнись у нас война. Я долго думал. Затем так замерз, что повернулся и зашагал снова. Холод был как брюхо самого старого козла в Ижукаке. Показалось, что я слышу муэдзина, я остановился и прислушался. Но услышал только воду, что бежала в сегуйи, доставляя воду к садам. Это было рядом с
мсидой Мулая Буджемаа. Я слышал бегущую воду и чувствовал холод. Тогда я понял, что мне холодно оттого, что я боюсь. Я думал про себя: „Что я буду делать, если должно случиться такое, чего никогда прежде не случалось?“ Ты хочешь смеяться? Гашиш в твоем сердце и ветер в твоей голове. Ты думаешь, это что-то вроде молитвенного коврика твоей бабушки. Это правда. Это не сон, присланный из другого мира, в обход таможни, как чайник из Мекки. Я слышал шум воды и боялся. Впереди у тропинки росли деревья. Знаешь, хорошо порой вытащить ночью себси и выкурить. Я покурил и пошел дальше. И тут кое-что услышал. Не муэдзина. Что-то похожее на мое имя. Но оно шло снизу, из сегуйи, Аллах истир! И я пошел, склонив голову. Я вновь услышал свое имя, голос вроде воды, вроде ветра, перебирающего листву на деревьях, вроде женщины. Меня звала женщина. В деревьях был ветер и бежала вода, но там была и женщина. Думаешь, это киф. Нет, она звала меня по имени. Время от времени, не очень громко. Когда я оказался под деревьями, стало громче, и я услышал, что это голос моей матери. Я слышал это так же, как слышу тебя. Тогда я понял, что кошка была не кошкой, понял, что меня хочет Айша Кандиша. Я думал о других ночах, когда она, быть может, следила за мной глазами кошки или осла. Я знал, что ей меня не поймать. Ничто на семи небесах не заставило бы меня обернуться. Но мне было холодно и страшно, и когда я облизал губы, на моем языке не было слюны. Я стоял под деревьями сафсаф и думал: „Она будет тянуться ко мне и постарается прикоснуться. Но она не сможет дотронуться до меня спереди, и я не обернусь, даже если услышу выстрел". Я вспомнил, как в меня стрелял полицейский и как я нашел лишь одну открытую дверь. Я закричал: „Ты швырнула мне лестницу и велела спускаться! Ты завела меня сюда! Самая грязная шлюха в меллахе, истекающая гноем, в тысячу раз чище тебя, дочь всех блудниц и кобелей семи миров!" Я миновал деревья и побежал. Я крикнул в небо, чтобы она могла услышать мой голос позади: „Надеюсь, полиция засунет тебе в рот шланг и накачает тебя соленой водой, пока ты не лопнешь!" Я думал: „Завтра я куплю фасух, и тиб, и нидд, и хасалубу, и меха, и весь бахур в Джемаа, и положу их в мижмах, и буду жечь, и медленно пройду десять раз туда и обратно над мижмахом, чтобы дым очистил мне всю одежду. Затем посмотрю, не лежит ли в золе глаз. Если лежит, сразу же сделаю все заново. И каждый четверг буду покупать бахур, и каждую пятницу жечь его. Это сможет ее отпугнуть". Вот бы только найти окно и посмотреть, что они делают со старухой! Ах, если бы они ее убили! Я бежал дальше. Людей на улицах было немного. Я не видел, куда шел, но шел я к улице, где был комиссариат, недалеко от пекарни Мустафы. Не дойдя до двери, я перестал бежать. Но прежде меня увидел тот, кто там стоял. Он шагнул вперед и поднял руку. Он сказал мне: „Иди сюда“».