Ливень не утихал весь день и всю ночь; Ничо увидел Лус только на следующий день. С таинственным и растерянным видом он подвел ее к дереву.
— Гляди! — вскричал он, показывая жестянку. — Серебро сотворило песо!
Лус поверила и обрадовалась, но не очень удивилась.
— Qué bueno![18] — пробормотала она.
— Хочешь, возьми себе. — Он достал монетку, предусмотрительно прикрыв рукой лежавший в дупле конверт.
— Нет, нет! Оставь! Может, оно еще денег сделает. Положи назад! Положи назад!
Ничо даже слегка приуныл оттого, что она с такой легкостью поверила в его чудо. Они потоптались на месте, стряхивая муравьев, которые успели заползти им на ноги.
— А золото? — шепнула она. — Ты вернул его тетке? Тяжелое? Что сказал сеньор Онг?
— Ничего там не было, — сказал Ничо, и ему, невесть отчего, сделалось неловко.
— А-а. — Она огорчилась.
Они отправились вниз по реке и наткнулись на огромную игуану, забравшуюся погреться на валун над заводью. Ничо бросил камень, и чудище уползло куда-то в листву. Лус не отпускала его руку, пока игуана не скрылась из виду, в подлеске тварь ползла очень шумно. Внезапно Ничо отпустил руку, скинул рубашку и штаны, разбежался и нырнул в заводь. Он плескался, бешено колотя по воде руками и ногами и вопя во весь голос. Неуверенно Лус подошла к воде, села и стала наблюдать за ним. Потом сказала:
— Найди еще серебра.
Ее как будто нисколько не оскорбила его нагота. Он нырнул, пошарил по дну, но нащупал только камни. Вынырнув, крикнул:
— Тут нет ничего!
Лус внимательно следила за ним, пока Ничо резвился в заводи. Он вылез на другой берег и сел обсыхать на солнце. Из-за холма снова доносились пулеметные очереди.
— Как думаешь, в Сан-Лукасе меня бы забросали камнями? — крикнул он.
— Почему? — отозвалась она. — Нет, нет! Claro que no![19] Мальчикам можно.
Еще несколько дней было солнечно, и они каждый день приходили к заводи.
Однажды утром со вторым конвертиком в кармане Ничо отправился в центр городка к лавке дона Анастасио. Похоже, старик ему обрадовался. Открыл конверт под прилавком и придирчиво изучил содержимое. Потом вручил Ничо полтора песо.
— У меня нет сдачи, — сказал Ничо.
— Tostón[20] для тебя, — буркнул дон Анастасио. — Сегодня кино показывают. Приходи через неделю снова. И смотри, не забудь.
Ничо помчался по улице, гадая, когда ему представится случай набрать еще конвертик для дона Анастасио. Сеньору Онгу пора уж наведаться в Тлалтепек.
Не успел он добраться до моста, из какой-то лавки вышла высокая женщина и преградила ему дорогу. У нее были невероятно большие глаза, довольно жуткое лицо.
— Hola, chico![21]
— Si, senõra. — Он застыл, глядя на нее.
— У тебя есть кое-что для меня?
— Кое-что для вас? — переспросил он беспомощно.
— Малюсенький конвертик? — Она протянула ему два песо.
Ничо посмотрел на них и сказал:
— No, senora.
Лицо ее сделалось еще страшнее.
— Да, да. У тебя есть, — настаивала она, придвигаясь к нему все ближе.
Он глянул на улицу — вверх, вниз: никого. Лавка тоже вроде пустая. Такое время дня — самая жара. Ее лицо безумно его напугало.
— Завтра! — крикнул он, пытаясь увернуться и проскочить мимо нее. Но она вцепилась ему в загривок.
— Сегодня, — приказала она; ее длинные ногти впились ему в кожу.
— Si, senõra. — Он не смел поднять глаз.
— На мосту, — прохрипела она. — Вечером.
— Si, senõra.
Она отпустила его, и он пошел дальше, всхлипывая от злости и стыда, что так перетрусил.
В зале сеньор Онг и тетка что-то бурно обсуждали. Мальчик не вошел, забрался в гамак в патио и прислушался. Упоминалось имя дона Анастасио. Сердце Ничо ёкнуло: что-то случилось!
— Теперь я почти уверен, — с расстановкой произнес сеньор Онг. — Он не приходил уже две недели, и Заенц говорит, что он совершенно счастлив. Это значит только одно: Ха поставляет ему напрямую.
— Ясное дело! — заметила тетка язвительно. — Не надо было ждать две недели, чтобы сообразить. Три тысячи песо все равно что в реке утопили! Разорение! Qué idiota, tú!
Сеньор Онг не обращал на нее внимания.
— Да, и еще эта Фернандес, — размышлял он. — Еще несколько дней назад должна была появиться. Денег у нее нет, я знаю, но ведь до сих пор как-то наскребала.