— Старая ведьма! — откликнулась тетка презрительно. — С ее-то рожей, пусть скажет спасибо, если сумеет двадцатку раздобыть, а уж полсотни!..
— Достанет, — убежденно сказал сеньор Онг. — Тут другой вопрос: не вышел ли на нее Ха и не продает ли дешевле?
— Это ты меня спрашиваешь? — раздраженно отозвалась тетка. — Езжай в Тлалтепек и сам спроси старика!
— Когда я туда поеду, — произнес сеньор Онг тихо, но непреклонно, — ни о чем я его спрашивать не буду.
Тут кто-то постучал с улицы; тетка мигом убралась из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь, и через патио прошла на кухню. До Ничо долетал только невнятные приглушенные голоса из залы. Потом входная дверь хлопнула. Посетитель ушел.
Перед обедом Ничо сбегал в сад и забросил две серебряные монетки дона Анастасио в банку с песком. Он предвкушал, как покажет их Лус; видя ее доверчивость, он чувствовал себя умнее и старше. Ничо решил ничего не говорить ей о порошке. За обедом он, не переставая, думал о высокой женщине, с которой должен был встретиться на мосту. После еды сеньор Онг повел себя необычно: взял шляпу и сказал:
— Схожу к Заенцу, потолкую с ним.
Он ушел. Ничо проследил, как он идет по главной улице; вернувшись в дом, обнаружил, что тетка закрылась в спальне на сиесту. Не откладывая, направился прямиком к нише в зале и вытащил большой желтый конверт. Он знал, что затеял опасное дело, но отступать не собирался. Два пухлых конвертика вскоре оказались у него в кармане. Один он оставил в своем дереве, с другим вышел из дому и встал на мосту, дожидаясь, когда появится женщина. Та вскоре углядела его из своей лавки и вышла к нему, от ее осунувшегося лица, казалось, стало смеркаться. Ничо протянул белый конвертик, словно пытаясь удержать ее на расстоянии. Грозно сведя брови, женщина потянулась к конверту рукой, выхватила из его пальцев, словно разъяренная птица, и затолкала себе под корсаж. Другой рукой вложила в его протянутую ладонь два песо и зашагала прочь, не сказав ни слова. Он решил остаться на мосту и дождаться Лус.
Когда она появилась, Ничо вдруг понял, что не хочет вести ее ни к дереву, ни даже на реку. Вместо этого, схватив девочку за руку, он сказал:
— Я кое-что придумал.
Это была неправда: он еще ничего не придумал, но чувствовал, что нужно сделать что-то новое и важное.
— А что?
— Давай куда-нибудь съездим!
— А куда?
Взявшись за руки, они пошли по улице.
— Можем поехать на автобусе, — сказал он.
— Но куда же?
— No importa adonde.[22]
Лус сомневалась, что идея здравая; она представляла, с какой мрачной миной встретит ее старшая сестра. Тем не менее, Ничо понимал, что она поедет. Когда они дошли до места, где начинались дома и лавки, он отпустил ее руку, опасаясь наткнуться на приятелей. Они еще никогда не гуляли по улице вместе. Солнце жарило вовсю, но из-за гор медленно выползало гигантское белое облако. Повернувшись, Ничо взглянул на светлые сияющие волосы Лус. Ее глаза болезненно сощурились, превратившись в две щелочки. Во всем мире не найти таких красивых волос. Поглядывая на облако, он шепнул:
— Солнце скоро скроется.
На центральной площади стоял полупустой автобус. Время от времени водитель, прислонившийся к его красному жестяному боку, выкрикивал: «Тлалтепек! Тлалтепек!» Стоило им войти и усесться сзади у окошек, как Лус, испугавшись, запросилась наружу. Но он схватил ее за руку и затараторил, сочиняя на ходу:
— Ove[23], я хотел поехать в Тлалтепек, потому что у нас там важное дело! Мы с тобой должны спасти одного человека.
Она, затаив дыхание, слушала его рассказ: злодей сеньор Онг задумал убить старого сеньора Ха — тот нарушил обещание не уезжать из Тлалтепека. По мере того, как Ничо рассказывал, припоминая грозный голос сеньора Онга, он и сам начал верить в свою историю. «Когда я туда поеду, ни о чем я его спрашивать не буду». Старику даже не дадут объясниться, сказать что-то в свою защиту. Когда автобус выезжал с площади, он не меньше Лус был убежден, что они едут в Тлалтепек совершить геройский поступок.
Тлалтепек лежал в долине, со всех сторон окруженной горами. Огромное белое облако со сверкающими волнистыми краями вползало на небо все выше; автобус въехал в его густую тень, точно в пещеру. Внезапно все вокруг стало зеленым. В открытые окна залетали обрывки птичьих песен, таких звонких, что даже грохот старой колымаги не мог их заглушить.
— Ay, el pobrecito![24] — то и дело вздыхала Лус.