Мы с Джесс, взявшись за руки, идем туда, где происходит движуха. Сворачиваем за угол – взгляд мгновенно падает на широкую спину Оукли. Брат стоит между Мэттом и Адамом, положив одну руку на плечо Адама, а другую – на барную стойку, и их смех настолько заразителен, что мне приходится сдерживаться, чтобы не разразиться хохотом.
Наша уверенная походка привлекает внимание нескольких хоккеистов – чему я нисколько не удивляюсь. Остальные ребята сразу же замечают, что их товарищи – и наши поклонники, – потеряв интерес к мужской болтовне, пялятся в другую сторону.
И тогда на нас устремляются глаза всех присутствующих.
– Малышка Хаттон! – голосит Адам, приглашая меня в теплые объятия. Сразу обращаю внимание на его глаза, уже остекленевшие от количества выпитого.
– Привет, Адам. – Посмеиваясь, я направляюсь в его сторону.
– Эй, а меня что, забыли? – ворчит Джессика, дерзко уткнув руку в бедро.
Ее слова задевают, но я стараюсь не зацикливаться.
– О, детка, разве тебя можно забыть? – заигрывает парень, который стоит рядом с Мэттом. Его имени я не помню, но уверена, что завтра утром получу всю информацию от Джесс.
Мы с Адамом отходим друг от друга, и я наконец поворачиваюсь к Оукли:
– Привет, Ли. – В моих глазах застывает надежда. Он ведь не просто мой брат, но и самый лучший друг. И я ненавижу с ним ссориться.
Но тот отмахивается от меня, как от назойливой мухи, и безразлично направляется к бармену, чтобы заказать себе выпить.
Его реакция меня ранит, пронизывая грудь острой болью. Сердце с такой силой бьется о ребра, что кажется, оно вот-вот выпрыгнет наружу.
Ощущая на себе взгляды друзей, я стою на месте с опущенной головой, пытаясь сдержать подступившие слезы.
– Догони его, – шепчет Адам, легонько поглаживая мне руку.
Подняв глаза, я изображаю притворную улыбку, но потом, все же послушав совет, отправляюсь следом за братом.
Я застаю Оукли у барной стойки. Надвинув на глаза бейсболку и печально опустив голову, он опирается локтями на столешницу, обхватив ладонями шею. Даже отсюда я улавливаю поток напряжения, исходящий от него мощными, сердитыми волнами. Мне действительно страшно, но даже несмотря на волнение я осмеливаюсь подойти.
– Зачем ты пришла, Грейси? – отчеканивает Оукли.
– О, так мы умеем разговаривать? – С глупой ухмылкой усаживаюсь на пустующий барный стул.
Уголки его губ подергиваются, возвращая малейший проблеск надежды.
– Судя по отсутствию гневных звонков от мамы, ты ничего ей не рассказала.
Странно, что Оукли удивляется: я бы никогда в жизни на него не настучала. Ну если только чуть-чуть.
– Значит, ты все-таки слушал мои сообщения.
Я машу пальцами, чтобы тоже заказать пиво, и когда бармен ставит передо мной бутылку, мы с Оукли одновременно начинаем пить.
Между нами царит молчание, колючее и неприятное, как старое одеяло. Если честно, чувство неловкости в наших отношениях – это что-то новенькое. Не спорю, мы и раньше ссорились – в основном из-за чрезмерной опеки, – но подобных конфликтов не возникало никогда. Я до сих пор не могу понять, как мы очутились в таком тупике.
– Послушай, Оукли, мне правда жаль. Жаль, что ты узнал о нас с Тайлером таким некрасивым образом. Но пойми, мне тоже обидно. Обидно, что ты против. – С чувством досады допиваю остатки пива.
Оукли молчит, сосредоточив взгляд на неизвестной субстанции, разлитой по поверхности стойки.
С глубоким – и таким необходимым – вздохом я толкаю пустую бутылку в сторону бармена и слезаю со стула. Раз он решил строить из себя обиженного парня, так и быть. Я не собираюсь падать на колени и вымаливать у него прощение. В конце концов это моя жизнь.
Поправив сумочку на плече, разворачиваюсь и хочу уже убраться подальше, но вдруг Оукли меня окликает.
– Сядь, пожалуйста, – просит он, впервые с момента моего прихода подняв голову.
Наши взгляды встречаются, и я замечаю в его глазах настолько глубокую боль, что моментально отбрасываю обиды и гордость, желая скорее исправить то, что разрушила.
Я залезаю на стул, кладу ладонь на его руку, лежащую на грязной столешнице:
– Поговори со мной, Ли. Давай все обсудим.
Свободной рукой он снимает бейсболку, запускает в волосы пальцы, а потом надевает кепку обратно, теребя отросшую бороду.
– Прости за то дерьмо, что я наговорил. Брат из меня никудышный. Ты этого не заслужила.