Выбрать главу

– Да… Да…

Грейси наблюдает, как я возвращаюсь с небес. Губы ее не сомкнуты, глаза спокойны.

Ее неожиданный смех вызывает у меня недоумение.

– Вышло даже лучше, чем я помню.

Глава 4

Тайлер

Первое, на что я обращаю внимание после пробуждения, – неестественный блеск влаги на коже. Такое увидишь нечасто, ведь какая бы холодрыга на улице ни стояла, я никогда не закрываю окна в спальне. Я буквально не могу заснуть, пока не продрогну до костей – и неважно, вызван этот эффект лекарствами или происходит естественным образом.

А уж тем более странно, что я чувствую дуновение ветра сквозь открытую форточку. В комнате вроде бы прохладно, но я почему-то вспотел – да так сильно, что, если бы мне пришлось подняться с кровати, на простыне подо мной осталось бы огромное пятно в форме Тайлера.

Вдруг, совсем того не ожидая, ощущаю прикосновение – медленное витиеватое путешествие маленькой ладони по влажной груди.

Ошарашенный, открываю глаза навстречу обжигающим солнечным лучам. И пока я морщусь под завесой слез, привыкая к ослепительному свету, наконец замечаю белокурые локоны, беспорядочно рассыпанные по подушке. Дыхание девушки ритмично бьется мне в ухо, а рот находится всего в сантиметре от моей щеки.

С ее губ срывается тихий стон. Голова перемещается мне на грудь – в то самое место, где наколота татуировка с изображением ревущего льва. От происходящего я цепенею – особенно, когда она скидывает ногой тонкую простыню, ранее прикрывавшую нижнюю часть тела.

Скольжу взглядом по голым ногам… и чувствую, как в животе образуется комок размером с кулак. Поднимаю глаза на футболку – на мою футболку. И перестаю дышать. Замечаю на ключице ту же самую надпись, которую Грейси набила три месяца назад, и от этой аккуратно выведенной цитаты у меня сдавливает грудь. Из-за внезапного чувства вины и сожаления голова пульсирует сильнее, чем от похмелья.

Однажды я твердо решил все исправить: пообещал не только себе, но и Оукли (негласно), что подобное дерьмо больше никогда не случится. И что в итоге? Я предал нас обоих. Спрашивается, ради чего? Чтобы снова притворяться, будто я не спал с сестрой лучшего друга?

Вытираю лицо вспотевшей ладонью. Тело и разум начинают борьбу: «Что делать дальше: убегать или остаться?» Представляю, как она проснется в гордом одиночестве. В ее глазах я буду полным мудаком.

Но и оставаться рядом не могу: я не готов к очередному разговору.

Осторожно убрав руку с груди, готовлюсь как можно тише сползти с кровати. В страхе, что Грейси проснется, замираю прямо над ней. Жду. Но нет, она не шевелится, поэтому быстро хватаю с пола джинсы, натягиваю их и отворачиваюсь, чтобы избежать случайного, но такого желанного последнего взгляда.

Тихонько закрыв дверь спальни, замечаю на полу возле входной двери кожаные брюки и черную блузку. Это что, шутка? Неужели мы прямо с порога начали раздеваться?

Подхожу к дивану, нахожу телефон – тот валяется рядом с бюстгальтером с красной шнуровкой, – и от досады чуть ли не вою. С громким и очень тяжелым вздохом хватаю трубку и набираю Адама – этот парень единственный, с кем я могу все обсудить.

Спустя четыре неотвеченных звонка и еще больше непрочитанных сообщений нервно запускаю руку в волосы. Разумеется, когда мне понадобилась помощь, ее хрен дождешься. Нет, я, конечно, понимаю, что это не обязанность Адама – расхлебывать последствия моих косяков, однако сейчас мне очень хочется выплеснуть злость хоть куда-то; главное – не на себя.

Зачем я вообще напился? И почему из всех женщин привел домой Грейси Хаттон?

Воспоминания о прошлой осени пробирают до дрожи, вызывая в горле зуд. Пора убираться отсюда к чертовой матери.

Обескураженный, я хватаю с кресла бумажник. В ту же секунду тишину нарушает громкий телефонный звонок. Чуть ли не выронив гребаную трубку, судорожно тычу в экран в страхе разбудить Спящую красавицу.

– Наконец-то! И года не прошло! – Я с такой силой шепчу в динамик, что сам удивляюсь, как еще не забрызгал телефон слюной.

Не теряя больше времени, выхожу из квартиры и тихо закрываю за собой дверь.

– Прости, чувак, я спал. Ты вообще смотрел на часы? – поддразнивает он.

– Да пошел ты! Я к тебе еду.

В нескольких метрах от тротуара, залитый золотистыми лучами утреннего солнца, сияет мой изрядно помятый «Форд». Сколы вокруг решетки радиатора и две трещины на лобовухе размером с монету намекают на покраску кузова или замену стекла, однако подобное дерьмо – как и другие внешние неприятности – меня мало заботят. К тому же двигатель у этой тачки глохнет всякий раз, когда я проезжаю больше пятидесяти километров, так что могу подождать, пока она сдохнет, и купить другую.