— Да, новости так себе, — сказал Тимми. — Бертону ситуация не особо нравится. Он тебя заказал.
Эрих, в лице ни кровинки, сел. Не понимая, что делает, ухватился здоровой рукой за больную, глянул на Тимми, на женщину, снова на Тимми. В ушах громко стучало. Тимми начисто вылизал вилку и положил. Женщина сидела с каменной неподвижностью. Эриху казалось, весь мир уходит из-под ног, и то, что он все это предвидел, утешало на удивление слабо. Если бы кто-нибудь посмотрел из тьмы в этот тесный круг света, увидел бы лишь три лица на черном фоне, этакий семейный портрет с беженцами. Эрих нарушил молчание.
— Точно?
— Ага, точнее не бывает, — ответил Тимми. — Я, получается, подписался.
Эрих перестал дышать. Тимми без всякого выражения смотрел на него несколько бесконечных секунд.
— Надо придумать, как тебя вытащить, — сказал Эриху его верный друг, и тот снова задышал.
— Да никак меня не вытащишь, — сказал он. — Бертон из-под земли достанет.
— А что с декой? — спросил Тимми. — Это, конечно, не та, старая, но тоже можно попробовать?
— В смысле?
— Ты сработал Бертону план, как исчезнуть. Чистый. Почему не записать в него свои данные? Так и свалить.
— Можно, конечно, только другая дека уже у них, не забыл? Я заведу в систему свою ДНК, у них тут же сработает совпадение, и я мигом отправлюсь на допрос.
— Это да, — сказал Тимми. — Ну может… Твою мать. Не знаю. Ты сам-то ничего не можешь придумать?
— Знал ведь, — сказал Эрих. — Ровно в ту секунду, как эти козлы пошли по улице, знал, что это за мной. Мне конец. Просто вопрос времени, и все.
— Как и всегда, — сказала Лидия, размышляя о чем-то совсем другом. — И для всех.
— Так что это можешь сделать и ты, — сказал Эрих Тимми. Дал разрешение. В груди бились насмерть ужас и любовь.
— Не, — сказал Тимми, чуть наклонив голову к плечу, будто вот только что подумал и решил.
— Эрих… — начала Лидия.
— Пока я жив, — Эрих и внимания не обратил, — Бертону не будет покоя. Он не даст мне ускользнуть.
Тимми нахмурился, потом аж хрюкнул от удивления. Или удовольствия.
— Чего? — спросил Эрих.
— Да просто оно и в обратку работает. — Тимми поднялся на ноги. — Короче, надо ехать назад.
— Назад?
Тимми отряхнул крепкие бедра.
— В город. Мне надо назад в город. Бертон ждет.
— Ты ж не скажешь ему, где я? — спросил Эрих.
Тимми засмеялся, Лидия подхватила. Эрих в замешательстве переводил взгляд с одного на другую.
— Не, я не скажу ему, где ты. Я ему кое-что вернуть должен. Ты-то вообще не парься.
— Легко сказать. — Эрих со стыдом понимал, что хныкает.
— Я вам оставляю хорошую лодку, — сказал Тимми и пошагал во тьму.
— Вернешься? — вырвалось у Лидии.
Она не собиралась спрашивать, она уже знала, чувствовала всем сердцем, всей душой, каким будет ответ. Тимми улыбнулся ей в последний раз. Я передумала, мелькнула мысль. Убей его. Убей пацана. Всех в мире убей. Стреляй детям в головы и пляши на их трупиках. Любое зверство, любое зло можно оправдать, если они не дадут тебе меня покинуть.
— Ну это, — сказал Тимми, — кто ж знает.
Тьма сомкнулась за его спиной. Руки Лидии налились свинцом вперемешку с вольфрамом. Живот заболел и опустел, как после выкидыша. Но под болью, страхом, потерей и пришедшим вместе с горем удовольствием, зашевелилось и подняло голову что-то иное. Лидия не сразу, но поняла — это гордость. Но даже поняв, не смогла сказать, кем или чем она гордится. Гордится и все.
Лодка плюхнулась в воду. Почти сын, иногда любовник Лидии в последний раз покинул этот берег. Вся ее жизнь была соткана из потерь, и теперь она ясно видела, что все они лишь готовили, закаляли, учили ее, как стерпеть именно эту боль. Так боксер сбивает в кровь кулаки, чтобы сделать их жестче и нечувствительнее. Вся жизнь готовила Лидию к тому, чтобы вынести этот невыносимый миг.
— Епт, — сказал Эрих. — Два ужина? А я что буду есть?
Лидия подобрала вилку Тимми и сжала в кулаке, будто снова держала его руку. Хотелось притронуться к тому, что трогал он, ведь его самого ей больше никогда не тронуть. Вот этой вещи он касался губами, своим мягким языком, а потом оставил здесь. Она хранит его след.
— Да что такое-то? — спросил Эрих. — С тобой все нормально?
Со мной все стало ненормально еще когда ты даже не родился, подумала она. Но вслух сказала:
— Я очень хочу тебя кое о чем попросить.
* * *
Улицы Балтимора остались безучастны к тому, что Тимми шел по ним в последний раз. Этой ночью, как и любой другой, здесь жили, дышали, любили и расставались, надеялись и теряли надежду больше трех миллионов человек. Молодая женщина, бегущая через перекресток Южной и Ломбард в страхе не успеть домой до надвигающегося комендантского часа, еле увернулась от высокого парня с почти лысой головой и в мокрых по колено штанах, и помчалась дальше, бормоча под нос ругань и проклятия, относящиеся скорее к ее собственному испугу и волнению, нежели к какой-то вине мужчины. Четверо свободных от смены, одетых в штатское сотрудников «Звездной Спирали» застыли перед входом в итальянский ресторан и смотрели на идущего мимо гражданского. Никто из них не понимал ясно, что в нем так привлекало внимание, разве что просто сказывалось напряжение, с которым приходилось иметь дело столько дней подряд. Гражданский побрел себе по своим делам, а они тут же забыли о нем, войдя в чесночно-луковую атмосферу здания. Остановился автобус, водитель впустил двух старушек, тонколицего мужчину и широкоплечего улыбчивого парня. Автобусные развозки входили в базовое обеспечение, машины шли по маршрутам на автомате. Никто не платил, никто не разговаривал, водитель вернулся к развлекательной ленте, а автобус влился в поток.