Ближе к логову Эстры все изменилось. Стало больше глаз, в них — больше тревоги. В воздухе сгустилось ощущение катастрофы, чувство, что рок в виде фургонов безопасности, средств подавления и воплей «стоять, держать руки на виду» может нагрянуть в любую минуту. Ничего такого не случилось ни сегодня, ни вчера, но никого это не успокаивало. Тимми остановили новые охранники, но стояли они на том же месте. Остановили, забрали пистолет Бертона, просканировали Тимми на жучки, оружие, взрывчатку и химию, и лишь убедившись, что он чист, позвонили наверх. Голос Эстры в их наушниках звучал тоньше комариного писка, но знакомый гундеж и нытье можно было распознать безошибочно. Тимми указали на вход.
Эстра открыл дверь, держа автоматический дробовик в руке, будто не расставался с ним весь день. Скорее всего, так и было.
Тимми вошел в главную комнату, огляделся с приятной улыбкой. На экранах беззвучно мелькали новости: сегодняшний, уже прошедший, день, улица, на ней перед горящим многоквартирным домом стоит пять фургонов силовиков; индианка что-то говорит в камеру с суровым выражением на серьезном лице; семь обезьян скачут и пытаются достать цветастую коробку в рекламе бананового печенья. Мир бросал тени на голую кирпичную стену, вливал истории в раствор кладки. Замес выдыхался. Пустоту заполняли новые рассказы со всего мира и из-за его пределов.
— Вернулся, — сказал Эстра.
— Ага.
— Дело сделал?
— Возникли небольшие сложности, — сказал Тимми. — Начальник здесь еще?
— Жди. Я его позову.
Эстра пошел в недра убежища, шаги его затихли, последовала пауза, наполненная неясным бормотанием, потом послышались шаги уже двоих. Часы в углу экрана с суровой индианкой показывали 21:42. Тимми разглядывал занавески. Голубой хлопок, витой нейлоновый шнур. Стул, где сидел Эстра — обтянутый кожей легкий металлический каркас. Через широкую, выложенную из кирпича арку виднелась кухня. Спальня на задах квартиры, где-то за ней ванная.
— Тини, — сказал Бертон. — Какие дела, малыш?
На белой рубашке Бертона плясали разноцветные отсветы от экранов. Темные брюки сидели на нем идеально. Тимми повернулся к нему как к старинному другу. Эстра прошел мимо них, занял прежнее место у окна. Тимми оглянулся на сидящего всего в паре шагов с дробовиком поперек колен лейтенанта.
— Ну, — сказал Тимми, — правду говоря, вышла небольшая заминка.
Бертон сложил руки на груди, расправил плечи, расставил ноги.
— С чем-то не смог справиться? — в голосе зазвенело неодобрение.
— Посмотрим, — сказал Тимми.
— Посмотрим, справишься или нет?
— Типа. — Тимми широко, открыто улыбнулся. — Вообще интересно, что ты именно так ставишь вопрос.
Здоровяк отступил к окну так запросто, между делом, что ни Эстра, ни Бертон не сообразили, что происходит. Тимми крепкими пальцами ухватился за кожаную спинку стула, и резко, с силой дернул назад и вниз. Эстра изогнулся, чтобы не упасть, и в то же время попытался поднять дробовик, но не преуспел ни в том, ни в том. Он растянулся на полу, колено Тимми врезалось ему в шею. В невнятном рыке Эстры ярости и боли было поровну. Тимми нагнулся и оторвал ему правое ухо. Потом ударил. Два, три, четыре раза. Бертон рванул в ванную за спальней. Время полетело.
Эстра бросил бесполезный, пока Тимми сидел на его шее, дробовик, извернулся и попытался собрать под себя руки-ноги, чтобы оттолкнуться от пола и сбросить Тимми. Тот опустил руку, воткнул палец бойцу в левый глаз, потянул его голову на себя и стал поворачивать кисть, пока не почувствовал, как лопается глазное яблоко. Эстра, объятый паникой и болью, заверещал совсем дико. Тимми ослабил захват, метнулся влево и подхватил брошенный дробовик. Пальнул раз Эстре в голову, тот замолк.