В подобные времена, когда сам не знаешь, спалился ты или нет, Бертон старался перестраховываться. У него было с полдюжины оборудованных под временные командные центры квартир и хранилищ, и он переезжал туда-сюда почти в случайном порядке. Кого-то из его людей обязательно возьмут. Некоторые из них решат купить короткое снисхождение за крупицу сведений. Так будет, и на этот случай у него имелся план, как и себя уберечь от раскрытия, и, не показывая свою причастность ни к чему явному, жестко и необратимо покарать любого, кто вздумает его продать. Понятно, тому, кто попадется, разумнее будет слить своих шестерок, чем сдать Бертона. Весь риск приходится брать на себя тем, кто помельче. С начала времен говно течет сверху вниз. Отчасти поэтому то, что случилось со Льевом, обернулось таким несчастьем для всех.
Льев Андропулос проработал на Бертона двадцать с лишним лет, с самого приезда в Балтимор из Парижа. Он был крепко сбитый, широкий как в плечах, так и в талии мужик, достаточно сильный, чтобы это не приходилось доказывать слишком часто. Его неуемные аппетиты по женской части служили неиссякаемым источником шуток, хоть их редко озвучивали в его присутствии. Равно как привычка расставлять бывших любовниц по окончании отношений на тепленькие места в организации. Будучи помощником Бертона, он курировал три бойких публичных дома, небольшую сеть, заточенную под торговлю бюджетной дурью и психотропами, и подпольную клинику для незарегистрированной клиентуры. Обычно он работал в небольшом бетонном доме у самой воды, но когда начался замес, он как раз выходил из квартиры любовницы на Пратт. Женщину звали Кейти, у нее была оливковая кожа и темные губы, точь-в-точь как у Лидии двадцать лет назад. Льев был человеком застарелых привычек и устоявшихся вкусов. Он поцеловал ее на прощание на улице перед домом и пошел на север. Она — на юг. Формальный жест, значимый, как многие последние поцелуи, лишь в ретроспективе.
На улице было полно народу, воздух над ней висел душный и спертый. С наступающей Атлантики, как всегда в жару, несло солью и тухлой рыбой, вонь проникала повсюду. Частный транспорт сюда не допускался, набитые телами автобусы медленно, как слоны, гремели по полуденным улицам. Попрошайка дернул Льева за рукав и в ужасе отпрянул от его хмурого взгляда. Вой летящих над городской какофонией дронов должен, вроде бы, быть неразличим, но что-то зацепило Льева, заставило покрыться мурашками кожу на толстом загривке. Он притормозил.
Сверху, наверное, пробежавшая по толпе рябь напоминала круги на спокойной воде, когда за одной мухой одновременно кидается пять рыбин. Льев лишь почуял страх, бесполезный адреналиновый всплеск, услышал возмущенные крики гражданских, теснимых вооруженными людьми из безопасности. Вокруг него как по волшебству возник пузырь свободного места. Льев ясно видел каждую трещинку и щербинку в бетонном покрытии, по которому шел. Впереди стоял человек из «Звездной Спирали» и держал в каждой руке по пистолету, направив стволы Льеву в грудь. В центр массы. Как по учебнику. За прозрачным забралом виднелось лицо парня лет двадцати с небольшим, сосредоточенное и испуганное. Льева кольнуло одновременно и веселье, и сожаление. Он раскинул руки словно на кресте, а из толпы зевак выскочило еще пятеро безопасников.
— Льев Андропулос! — закричал мальчишка. — Вы арестованы по подозрению в вымогательстве, использовании рабского труда и убийстве! Вы не обязаны участвовать в допросе в отсутствие адвоката или представителя профсоюза!
Капельки слюны усеяли внутреннюю поверхность забрала. Большие глаза едва не выскакивали от страха. Льев вздохнул.
— Спроси, — он говорил медленно, выговаривая каждое слово, — понял ли я.
— Что? — выкрикнул парень.
— Ты изложил перечень обвинений и порядок допроса. Теперь должен спросить, я понял или нет.
— Вы поняли? — гавкнул мальчишка, и Льев кивнул.