У нас с Али было больше проектов, чем часов в сутках. Потом жизнь изменилась, и все из-за полуторапроцентной вероятности того, что излюбленное противозачаточное средство может не сработать. Неожиданный поворот ошеломил нас обоих. Как будто оборвалась долгая полоса везения и момент оказался худшим из возможных – по доброй воле мы бы ни за что его не выбрали. Мы и так тратили все силы каждый на свою карьеру. У нас не было ни знаний, ни средств, чтобы вырастить ребенка.
Прошло десять лет, и каждое утро, проснувшись, я думаю об этом. Я знаю правду. Если бы мы с Али могли что-то решать, то главное счастье моей жизни – то, что поддержало меня, когда удача повернулась ко мне задом, – никогда бы не появилось на свет даже в самой дерзкой из моих моделей.
Первая ночь дома далась Робину с трудом. Отдых в горах погубил все привычные ритуалы, а ведь термодинамика давным-давно доказала, что собрать вещь заново куда сложнее, чем разобрать. Он метался по дому, напряженный и сбитый с толку. После ужина я почувствовал, что он регрессирует: восемь лет, семь, шесть… Я приготовился: сейчас будет ноль, и бабахнет.
– Можно проверить ферму?
– Разрешаю поиграть один час.
– Да! А «Три в ряд»?
– Никаких «Три в ряд». Я еще не расплатился за то, что ты отчебучил в прошлый раз.
– Это вышло случайно, папа. Я не знал, что твоя карточка прикреплена к профилю. Я думал, что получаю камешки бесплатно.
Робби действительно расстроился. Объяснение не соответствовало истине, но сожаление о случившейся пару месяцев назад катастрофе было неподдельным и как будто придало веса словам. Он играл сорок минут, объявляя вслух о своих трофеях по мере получения. Я проверял домашние работы студентов и трудился над правками для Страйкера.
Сын какое-то время кликал по картинкам, собирая урожай с упорством маньяка, а потом повернулся ко мне.
– Папа?
Он ссутулился, был готов о чем-то умолять. Ну вот, приехали… То самое, что не давало ему покоя после возвращения домой.
– А давай посмотрим на маму?..
В последние недели он просил меня об этом все чаще, что казалось все более нездоровым желанием. Мы смотрели некоторые видео с ней слишком много раз, и наблюдение за Али в рабочей обстановке не всегда действовало на Робина благотворно. И все-таки запрет повлек бы за собой последствия еще хуже. Он должен был изучить свою мать и хотел, чтобы я в этом поучаствовал.
Я разрешил Робину поискать видео в Сети. Два нажатия клавиши – и имя «Алисса» появилось на вершине списка предыдущих поисковых запросов. У меня сохранилось меньше пятнадцати минут видеозаписей с участием моей собственной матери. В наши дни движущиеся, говорящие мертвецы повсюду, доступны в любое время – мы носим их в кармане. Редко выдается неделя, когда мы – будущие мертвецы – не помещаем в переполненные архивы хоть несколько минут нашего драгоценного времени, отсекая его от своей души. Такое не предсказывали даже безумнейшие фантастические рассказы времен моей юности. Попробуйте вообразить себе планету, где прошлое никогда не исчезает, но повторяется снова и снова, вечно. На такой планете и хотел жить мой девятилетний ребенок.
– Ну-ка, проверим. Нужно что-то толковое. – Я взял мышку и прокрутил страницу в поисках ролика, который не причинил бы нам боли.
Али шепнула мне на ухо: «Господи, что ты затеял? Не позволяй ему это смотреть!»
Попытка взять верх не удалась. Робин развернулся на вертящемся кресле и выхватил мышку.
– Эти не надо, папа! Мадисон. Вот.
Чтобы магия сработала, призрак должен был обитать поблизости. Робин хотел увидеть, как его мать отстаивает свои принципы в Капитолии штата, в часе ходьбы от нашего бунгало с двумя спальнями. Он помнил те дни: послеобеденные часы, когда Алисса репетировала в столовой, вновь и вновь редактировала речь, успокаивала нервы; потом надевала кулон с совой, серьги с волками и один из трех «боевых нарядов» – черный костюм, коричневый или темно-синий блейзер с обтягивающей юбкой до колен и блузкой кремового цвета; одевшись, запрыгивала на велосипед с туфлями в сумке и отправлялась на битву в ассамблею штата.