– Я мужик, черт возьми! – возмущался Кизяков.
Агент оглядел его – неспортивный дряблый толстяк, но действительно еще в соку.
– Мне не нужно определяться, я таким родился. И не навязываю свои взгляды кому бы то ни было.
– А я никак не могу определиться, – жаловался Агент. Он не знал, как помочь его стране – здесь тоже вряд ли получишь ответ. Да и возможно что-то насильно изменить в принципе?
– Неопределившиеся – прекрасный материал для манипуляций.
Агент сказал:
– Я могу быть размазней, когда жизнь хороша, и жить хорошо. Но когда опасность – подбираюсь, знаю, что делаю. Тогда понимаю, кто я.
Политолог строго заметил:
– Мы занимаемся самоопределением каждый миг нашей жизни. Как поступить, что сказать и о чем промолчать? Где добро, где зло? И успокаиваем себя, свою совесть уговорами на относительность всего и вся.
– А вы определились?
– Пришлось, жизнь заставила.
– Да, но самоопределение часто граничит с фанатизмом и даже сумасшествием.
– Как и самые великие убеждения.
14
Странная вещь! – удивлялся Агент. – Все складывается только из недоверия держав! Совершается разделение на отдельные не признающие друг друга сообщества. Откуда оно возникло? В офисе Движения это всегда вызывало сожаление.
На одном из собраний участников снова возник спор по этому моменту истории.
Дон Кихот, как всегда, доминировал.
– Да, в нашей истории был момент, когда проклюнуло робкое сомнение, – говорил он своим колючим голосом. – А надо ли враждовать? Перед обрушением Советского союза наш наивный лидер, выдвинувшийся из глубинки, за границей братски обнимался с главами Запада, и те тоже искренне обнимали его.
– И что же? – поразился совпадениями Агент. В его мире тоже был такой удивительный момент зыбкого равновесия.
– Это был переломный момент! История могла повернуться по-другому.
Дон Кихот на миг задумался.
– В том наивном лидере есть некая тайна русской истории. Все было заморожено навсегда, и вдруг – появился он, словно посланный с неба. И все изменилось: отсутствие цензуры, свобода выезда, возможность читать, что хотим, права личности. Нормальное устройство жизни.
Толстый филолог чуть не всплакнул:
– Это было детство наших родителей, когда они поверили в чудеса. Но сейчас в чудеса я больше не верю. Реальность к этому не располагает.
– Он был камертоном – обнажились все противоречия в народе. Открыл ящик Пандоры, и темные силы зашевелились, вылезли наружу все, кто имел знания в пределах советской школьной программы, и опыт борьбы за приличное место и большие гонорары, и они перевесили чашу весов. С тех пор недоверие стало бесповоротным. Народ снова и снова встает, проклятьем заклейменный.
Кто-то робко возразил:
– А страшный голод? Мешочники, челноки?
На него набросились:
– Разве он виноват, а не КПСС, который вызвал обрушение экономики страны и голод?
В зале сидела вместе группа несогласных.
– А погромы армян в Баку? А попытка захвата десантниками Вильнюса?
– У всех бывают ошибки. Только у лидеров и маленькие ошибки в желании улучшить оканчиваются страшно.
Из группы несогласных кто-то сказал умоляюще:
– А я не могу уйти от мысли, что он развалил страну. Сидит это во мне, и все тут.
Посыпались ставшие банальными обвинения и оправдания. То была все еще не определившаяся до сих пор в умах полоса истории. Из зала кричали:
– Кто их сюда пустил?
Дон Кихот возмутился, как будто то время происходило сейчас:
– В каждом народе есть неандертальцы, носящие природный эгоизм борьбы видов, дарвинизма. Только человек, потерявший разум и совесть, может сказать, что перестройка оказалась бедой не только для народов СССР, но и для соседей. Бывшие члены ЦК КПСС, вылезшие из небытия, утверждали, что наивный лидер не имел волевых качеств вождя, не смог пересилить себя и подавить несогласных с линией силовым методом, как сумел настоящий вождь – Дэн Сяо-пин, расстреляв толпы на главной площади страны.
– Это бесчеловечно! – гадливо поморщился толстый филолог. – Отсутствие элементарной способности сострадания к мукам своих соотечественников, переживших трагедию террора. У нашего лидера в душе было какое-то глубинное отторжение насилия, осознание ценности человеческой жизни.
До сих пор молчавший Близнецов взбодрился:
– Весь мир воспринимал его как национального героя! – Освободил от чуждой всем сталинской системы.