Выбрать главу

Марго уснула, уронив голову на край его кровати. Во сне кто-то заботливо гладил ее по голове, чьи-то до невозможности родные и добрые руки. Тепло и спокойно становилось на душе, так что просыпаться не хотелось, но какая-то тревожная мысль неотвратимо тащила ее из уютных объятий Морфея. Не шевелясь, она открыла глаза и, осознав, что происходит, замерла, боясь дышать – он гладил ее по голове. Он очнулся. Она осторожно вынырнула из-под его ладони. Он смотрел на нее и молчал. Маргарита дрожащими руками нажала кнопку вызова медсестры.

–Маргарита, – тихо позвал он.

–Да, родной? – ласково откликнулась она.

Господи он узнает ее, какое счастье, что он пришел в себя.

–Где я?

Он был совсем бледным, губы его, за эти часы, что он провел без сознания, совсем утратили красный оттенок.

В палату вошла медсестра, увидев, изменения в состоянии пациента она побежала за врачом.

–Ты попал в аварию. Машина перевернулась и теперь мы здесь, в больнице, – мягко проговорила она, руки гладили его по голове, по щекам текли слезы.

Комната кружилась у него перед глазами, сил было мало, и Берестин закрыл глаза. Маргарита взяла его за руку и села рядом на краю кровати, он сжимал ее ладонь до самого прихода врачей. Для нее это было важным подтверждением того, что он здесь, что он с ней и он в сознании.

Берестина обступили медики. Нейрохирург проводил осмотр и проверял рефлексы. Маргарита отошла в другой край палаты и с волнением ждала, что скажет врач.

Берестина ожидала сложная операция.

Маргарита вступила на новый для себя путь. Она никогда раньше не умела любить по настоящему, так как женщина должна любить мужчину. Она могла влюбиться, и это было ее эгоистичное сумасшествие, она могла сгорать от страсти, но по настоящему, по-взрослому любить – нет. Ее мужья были безразличны ей на самом деле. Это звучит жестоко, но эта та самая, обнаженная, лишенная красивой обертки, правда. Уважала? Да, обязательно, иначе она не смогла бы быть рядом. Восхищалась? Несомненно, как более сильным и опытным партнером. Приливы нежности и страсти, сочувствие и дружба – все это было. Но это не любовь. Она поняла это с появлением детей. Ее материнское сердце умело любить. Когда Марго ждала второго ребенка, она все время думала: 'Господи, как я смогу любить двоих? В моем сердце вся любовь уже отдана'. С рождение второго сына, она была поражена тем, что любви в ней гораздо больше, чем она могла представить. Что сердце ее, как сверхмощный процессор, четко реагировало, когда и кому надо отдать большую дозу любви. Это бред, что любят всех детей и одинаково. Тех, кто нуждается в поддержке, тех, кто в пути, тех, кто болеет – их любят больше. И именно в тот момент, когда они в этом нуждаются. И эти роли постоянно меняются. Словно сосуд, мать наполняет своего ребенка своей любовью и энергией. И при этом она испытывает настоящее счастье. Потому что в этом и есть предназначение женщины. Ничего подобного Марго не испытывала ни к одному из своих мужей, вообще ни к одному мужчине.

Любовь позволяет радоваться, делая  счастливым другого. Влюбленность ждет, что счастливой сделают ее. Она эгоистична, она упивается лишь собственным счастьем.

За ночь, проведенную у кровати Берестина, она явственно ощутила потребность любить его. Согреть его своей заботой, наполнить энергией. Она чувствовала, что ему не хватает этой самой энергии, словно ее можно было измерить как температуру или давление. И ей хотелось прижаться к нему, и отдавать свою энергию, только бы он выздоравливал, только бы он пришел в себя. Быть с ним рядом для нее было жизненно необходимо. Без него ей было больно дышать, а сердце словно выжимали на центрифуге.

Ей было не стыдно, что она бросила детей. Хотя она знала, они сыты, обласканы, они в надежных руках. А он совсем один. Ей не было жалко его. Жалость-это другое. Чтобы жить самой, ей необходимо быть рядом с ним, ей необходимо его любить. Впервые в жизни, Маргарита ощутила любовь к мужчине. Это была еще неумелая, все еще не лишенная определенного эгоизма, но уже не влюбленность, уже что – то глубже и значительней.

Белые дверки с маленькими круглыми, похожими на иллюминаторы, окошками захлопнулись прямо перед ее носом. За мгновение до этого она разжала пальцы и отпустила его ладонь. Это были двери операционной, для него сейчас словно граница жизни и… Маргарите было страшно думать, что будет, если операция не удастся. Они даже не поговорили. Утром приехала Вика с дочерью. Они с Александром обнимались, плакали, говорили долго и взахлеб. Между этими тремя людьми была связь, между ними была целая жизнь. И какими бы тяжелыми не являлись их отношения при расставании, сейчас все это не имело никакого значения. Прожитое, навсегда останется морским узлом, связывающим их. Маша не удавалось сдерживать рыданий и Вику это выбивало из колеи, а ведь ей еще многое нужно успеть сказать ему. Он бодрился, утешал обеих, а самому было страшно.