Теперь он требовал от Ксенофилиуса кроме всего прочего еще и ублажать его в постели, что, конечно, послужило причиной для травли со стороны не только егерей, но и пожирателей. Обиднее всего было, что на пике страсти хозяин неизменно кончал с именем Малфоя на губах. Люциуса Волдеморт не простил. Он навсегда запомнил предательство, и теперь Малфой был вынужден томиться в Азкабане. После каждой ночи Тёмный Лорд неизменно отсылал его прочь, иногда грубо скидывая с постели. Не об этом мечтал Ксено. Его выдуманный мир рушился на глазах. Эх, знала бы жена, во что он превратился… Но нет, теперь о ней лучше и не вспоминать. Не после того, что с ним сделали. Утешали лишь мысли о дочери, но Ксенофилиус чувствовал, что еще немного и не выдержит, сломается и погрузится в безумие, спасительное и такое приятное. Только теперь мир глазами безумца вряд ли будет похож на сказку, это будет ночной кошмар.
Потому что раньше он мог контролировать его, а теперь этот уход в мир иллюзий стал неконтролируемым. Но Ксено уже мало на что обращал внимание. Он смотрел на происходящее вокруг и спрашивал себя, давно ли стал так рассеян и забывчив. Смотрел в лицо Тёмного лорда, безвозрастное, жестокое, с холодным блеском в змеиных глазах, но все же прекрасное, и спрашивал себя, давно ли тот утратил полузмеиный облик. Теперь Волдеморт казался не старше того юноши, которым он покинул Хогвартс, но в окружении соратников выглядел ещё более безумно. Его слуги, Пожиратели Смерти, контролировали теперь все. Министерство Магии ни шагу не делало без их надзора, в Хогвартсе директором стал верный Темному Лорду Снейп, — Ксено этого не знал, но мог догадываться, хотя ни разу с момента ареста не покидал Малфой-Мэнора.
Его не били слишком часто, больше издевались или использовали как прислугу, таким нелепым и жалким он казался. А он спрашивал себя, как давно стал таким, и не находил ответа. Когда Волдеморта не было — а дела занимали у него много времени — Лавгуд поступал в распоряжение остальных Пожирателей. К счастью, со временем шваль вроде оборотней из Малфой-Мэнора выгнали, и поместье стало резиденцией Тёмного Лорда, предназначенной только для ближнего круга. Ксено предпочитал отсиживаться в покоях Волдеморта или близ них, в его кабинете. Ни своей комнатки, ни постели у него не было. Чаще всего он работал при кухне и прибирал после бесконечных ночных пиршеств.
В этот раз Волдеморт вернулся поздно, однако в сносном расположении духа. Ему поднесли бокал вина и еду на подносе; вопреки слухам, бессмертие его не было сродни вампиризму и он не питался кровью жертв и криками во время пыток. Лавгуд, в это время сонно начищавший серебряные канделябры в углу огромной малфоевской гостиной, тихо замер, чтобы не обнаружить себя. Ничего хорошего от господина он не ждал и улыбкой на алых изогнутых губах не обманывался.
Но уйти из-под змеиного взора было не так-то просто.
— Ах, это ты, — заметил его Тёмный Лорд, обведя гостиную с прежним змеиным немигающим взглядом. В узких зелёных глазах его читалось презрение. Но Ксено зря думал, что его новый хозяин ничего, кроме отвращения, не испытывает. Волдеморт ощущал даже некое смутное сожаление. — Ну, подойди сюда, — поманил он его.
Ксено подошёл и встал перед ним, стремительно бледнея. На его высокой исхудавшей фигуре даже строгая одежда слуги смотрелась как-то мешковато и не к месту: эффект, немало удививший Волдеморта. Не привык он, что ли, представлять его себе без старых эксцентричных нарядов? Во взгляде Лавгуд читался страх, лицо было жалобным, на лоб упала прядь светлых волос — от ее невесомого касания Ксено вздрогнул, но убрать волосы не посмел, так и стоял, вздрагивая.
— Ну, что-то ты совсем загрустила, птичка моя. — Появившаяся на лице Лавгуда улыбка была ещё более испуганной. Волдеморт махнул рукой. — Ладно, не пытайся. Идём, пусть хотя бы один из нас почувствует себя лучше… Не ты, конечно, — надменно рассмеялся он.
В покоях он полулег на кровать, предоставив Лавгуду ублажать себя. Волдеморту нравилось ощущать, как дрожат его пальцы, когда он стягивает с него мантию и хламиду, боясь дотронуться кожи, а потом садится подле него на колени, несмело поднимая глаза. Тогда он протянул к нему ладонь и убрал с лица эту злосчастную прядь волос, завёл за ухо, полюбовался полным страха лицом и лениво лёг.
— Можешь начинать, — бросил он.
— Сам? — робко переспросил Ксено. Подобное позволение привело его в замешательство.
— Да, — отозвался Волдеморт и устало прикрыл глаза. Само по себе растянуться на постели после долгого дня было удовольствием, а если прикрыть глаза и представить себе, что предатель Малфой жив…
Можно было ощутить касания его губ на шее, странное и непривычное. Губы были не такими нежными, как у Малфоя, но неожиданно горячими. Неожиданно оцарапала бледную кожу щетина.
— Что это? — он приоткрыл один глаз. Взял Лавгуда за подбородок, когтем поцарапал небритую щеку. — Почему я должен заставлять тебя бриться? Пошёл вон!
— Мне не позволяют, мой лорд, мне негде…
Волдеморт утомлённо закатил глаза вновь, дотягиваясь до палочки, и Ксено вздрогнул, обречённо замирая. Казалось, он прощается с жизнью и тихо шепчет нечто вроде молитвы.
— Алохомора! — перед ним открылась дверь в ванную при покоях. Волдеморт, развеселившись, фыркнул: — Можно подумать, ты ждал Авады в спину.
Ксено, сглотнув, кивнул. Тот посмеялся снова:
— Да нет, милый. Смерть от Авады ещё надо заслужить. — И он нетерпеливо постучал по месту рядом с собой, намекая, что надолго в купальне лучше не задерживаться.
Скоро Ксено снова стоял на коленях рядом с ним. Ему с трудом удавалось представить, чего бы хотел Волдеморт. Поэтому, нагнувшись, он вновь проник несмелым поцелуем к его шее. Затем, увлёкшись, почти лёг на него, продолжая целовать короткими поцелуями грудь и шею. В другой раз Волдеморт не потерпел бы такого бесцеремонного поступка и тяжести чужого тела, но сейчас тяжесть эта смутно казалась приятной: в постели, обнаженный, он казался совсем иным и куда более сексуальным. Если бы он ещё и молчал все время, не упоминая этих абсурдных вымышленных существ… Впрочем, один такой способ был. Волдеморт положил ладони ему на плечи, побуждая опустить голову ниже.
— Такой горячий, а весь дрожишь. Нервничаешь?
Лавгуд кивнул.
— Помоги своему лорду немного расслабиться, — вкрадчиво предложил он. — Ну же, приоткрой рот, — и он властно пригнул его к своему причинному месту.
Лавгуд застонал, замотал головой, пробуя вырваться, но эти попытки отстоять последнюю гордость казались такими же слабыми и беспомощными, как попытки не выдать Поттера когда-то. Через пару минут Волдеморт мог ощущать, как его естество погружается в приятную влажность чужого рта и как горячие губы выцеловывают его.
— Глубже, — требовательно сказал он. Ксено жалобно промычал что-то, с чем можно было не считаться. — Расслабь горло, и сможешь. Вот так.
Тёмный Лорд уцепился когтями за волосы на его затылке и несколько раз быстро и с силой толкнулся в этот послушно и невинно полуоткрытым рот, а потом выплеснулся в него.