Ксено отстранился сразу, как у него появилась такая возможность. Волдеморт даже не взглянул на него, лишь небрежно махнул рукой, позволяя удалиться.
Лавгуд не знал, как долго он сможет это терпеть. В голове появилась отчаянная мысль. Бежать! Взять с собой Луну и бежать как можно дальше от этого тирана! Не раздумывая больше ни секунды, он бросился собираться. Сборы не затянулись надолго, ведь вещей у него толком и не было, он взял с собой немного еды и запасную мантию. Но нужна была палочка, и Ксено уже представлял, как можно ее добыть. Он притаился на кухне, когда там не было эльфов. Лавгуд знал, что один из егерей периодически наведывается туда, чтобы перекусить. Так произошло и в этот раз. Ближе к полуночи на кухню вошел сонный маг. Едва он переступил порог, Ксенофилиус обрушил сзади на его голову поднос. Звук показался ему оглушающе громким, но для надежности он ударил еще раз. Пошарив по карманам, он нашел, что искал.
Ксено бросился к выходу. Он беспрепятственно покинул дом, но вот беда, поместье окружал высокий кованый забор и огромное количество чар, наложенных еще Малфоем и укрепленных самим Волдемортом. Выбраться не было никакой возможности. Тогда он притаился в розовых кустах рядом с воротами в надежде, что кому-нибудь будет нужно покинуть поместье или войти внутрь. Ему повезло только утром, когда слуги отправлялись исполнять поручения своего хозяина. Ксено, получше укутавшись в мантию, тихонько прошмыгнул за ними. Он свободен! Лавгуд выбрался в близлежащий лес, но нужно было торопиться, он мог в любой момент попасться егерям. Он бежал так быстро, как мог, забыв, что за пределами поместья может аппарировать. Скоро сбылись его самые страшные ожидания. Он вдруг понял, что забыл узнать, где Луна, а из-за спины послышался низкий рычащий голос Фенрира:
— Эй, ты! Куда-то торопишься?
В следующее мгновение ему в спину прилетело оглушающее заклинание. От желания разорвать Ксено на части Фенрира удержали только его спутники.
— Если ты испортишь эту белобрысую дрянь, хозяин тебя по голове не погладит. Это шлюха самого Тёмного Лорда! — сказал один из них.
На глазах Лавгуда появились слёзы. Он больше не мог удерживаться от рыданий и плакал, не обращая внимания на насмешки, издевательства и болезненные тычки под ребра. Его отволокли к Волдеморту и бросили к его ногам, в красках расписывая, как им удалось его поймать.
— Это самая жалкая попытка бегства на свете, — через зубы процедил Тёмный Лорд.
Ксено всхлипнул. Он и сам все это прекрасно понимал. Мало того, что не смог сбежать, так еще и забыл про родную дочь! Его рыдания прервал Круциатус. Волдеморт испытывал смутную жалость к нему, однако спустить все с рук не мог.
— Уведите его. Не желаю больше видеть!
И Лавгуда потащили в ту же камеру, что и прежде. Его наградили еще несколькими круциатусами и оставили одного на несколько дней. Ксено чувствовал себя самым несчастным существом на свете, из его глаз не переставая лились слезы, так что он уже начал думать, что скоро ослепнет. Он не желал больше ничего, даже мысли о дочери стали какими-то тусклыми, по сравнению с ужасной болью, что пронизывало его тело. Не было больше волшебных выдуманных существ. Мир его грез был вытеснен одним желанием — он жаждал смерти. Его охватило безразличие к тому, что с ним делают и где он находится, но теперь не искусственное, вызванное усилием воли, а непроизвольное, совершенно ослабившее его. Все кругом было скрыто за темной пеленой и похоже на тяжкий долгий кошмар. И снять его был волен лишь тот, кто наслал его. Когда Он вновь посетил Ксено, тот уже готовился к смерти и не слышал невесомых тихих шагов и боялся поднять глаза. Волдеморт сам нагнулся к нему.
— Посмотри на меня, — потребовал он. Ксено несмело приподнялся и поднял взгляд, задрав голову. — Вставай! — раздраженно бросил Волдеморт.
— П-простите. Я не могу, — испуганно замотал головой он.
Ноги не подчинялись, ослабевшие и негнущиеся, так же, как и руки, настолько сильно он ослаб от страха и истощения всех сил. Страшно было посмотреть в узкие, со змеиными зрачками, бесстрастные глаза.
— Мне плохо, — одними губами пожаловался он, зажмурившись и сам не понимая, кого сейчас просит помочь.
Но в этот миг случилось невероятное, и Ксено ощутил, как сильные руки уверенно поднимают его, помогая подняться. Потом подводят к купели внизу и помогают умыть лицо, бережно обтирают ссадины. Невероятно. Как Волдеморт мог снизойти до него, жалкого и ничтожного? Во взгляде его читалась, должно быть, такая затравленность и недоверчивость, что Темный Лорд, махнув ему рукой на место у своих ног, соизволил пояснить:
— Твой поступок был ошибкой, Ксено. Не стоит пытаться сбежать. Не стоит пытаться вызволить дочь. Она в Хогвартсе, и, как чистокровной волшебнице, ей нечего бояться. Увы, девочка слишком сильно поддавалась дурному влиянию, но теперь ограждена от него. Это и твое влияние в том числе, Ксено, — последнее он сказал, нагнувшись и вплотную приблизив свое лицо к его, и Ксено, как ни хотел увернуться, был принужден посмотреть-таки страху в лицо.
И тогда он понял, что не осталось в Темном Лорде ничего от того отвратительного полутрупа, каким он был, а напротив, мертвое лицо осветилось красками жизни, устрашающие черты монстра обрели прежнюю красоту, которой Том Реддл славился в юности, и глаза его не были холодными и окаменевшими, нет. В них были жизнь, душа, они были яркими, они внимательно смотрели на Ксено, проникая, казалось, до самых глубин его собственной души. Открытие это так поразило Лавгуда, что он удивленно приоткрыл рот, сам того не замечая, и тут же закрыл, боясь заранее за свой до нелепого ошарашенный вид. Но Волдеморт и не думал потешаться над ним.
— Все равно я для вас просто шут, — пробормотал Ксено, отворачиваясь. — Замена Малфою.
Он все еще не мог забыть той боли и унижения, которые Волдеморт причинял ему вынужденной близостью, и его самолюбие было уязвлено. “К чему?” — тут же спросил он себя. Наверняка Волдеморту кажется забавным само то, что у такого клоуна вообще есть хоть какое-то самолюбие.
Но Волдеморт если и считал так, то подтверждать не стал. Он тоже задумался. Ему и впрямь казалось, что Лавгуд безумен, но безумие это было какого-то возвышенного толка. В таком безумии пророки видят вдохновение. В этом и состоял высший смысл того, что он держал Ксено при себе. Он подозревал, что тот и впрямь способен видеть большее. И этим “большим” были отнюдь не вымышленные книззлы и драклы.
========== Часть 3 ==========
— А-а, вот ты где.
Ксено вздрогнул. Тихий голос, в котором, кажется, ничего не было от змеиного присвиста, — а все-таки он походил на шипение и пугал. Голос хозяина. Ксено встрепенулся, уворачиваясь из-под его руки, отполз дальше в угол, прикрылся руками. Том Реддл лишь посмеивался, стоя в стороне, можно сказать, в другом углу комнаты, и охотиться на него явно не спешил, хоть и назвал его своим диким зверьком. Ксено замер, стараясь успокоиться. И с каких это пор он считает его своим хозяином? С каких пор он забыл о чести, достоинстве, о дочери и о себе самом?
Волдеморт тем временем сел в обитое темным бархатом кресло и похлопал по подлокотнику: это было приглашение, которое нельзя игнорировать, и пришлось приблизиться, сесть рядом, у него в ногах. Узкие глаза с красным отблеском смотрели на него сверху вниз. Взгляд Темного лорда обжигал и был ледяным одновременно. Хотелось под ним поежиться и прикрыться, что Ксено и сделал, обняв себя за плечи. Стало тихо — послышалось только, как Волдеморт негромко вздохнул.