В «Записках о поисках духов» содержится несколько рассказов о лисах, принимающих вид людей (например, рассказ о Чжан Хуа, к которому лиса явилась в облике ученого). Гэ Хун в Баопу цзы говорит, что лиса, достигшая 500 лет, может принимать вид человека. В «Записях о буддийских храмах в Лояне» Ян Сюань-чжи есть рассказ о лисе-оборотне, вышедшей замуж за человека. В «Юянских заметках о всякой всячине» имеется следующая заметка: «В древности говорили, что дикая лиса именуется красной лисой. По ночам она ударяет хвостом и высекает из него огонь. Когда она хочет явиться как привидение, то обязательно кладет себе на голову череп человека и кланяется созвездию Северного Ковша. Как только череп перестает падать, она превращается в человека»[71].
При династии Тан появляется множество рассказов о лисах-обольстительницах, инкубусах, высасывающих жизненную энергию мужчины.
Краткая запись, содержащаяся в Тай-пин гуанцзи, говорит: «Когда лисе менее 50 лет, она обретает способность превращаться в женщину. В 100 лет она может обрести облик красавицы, или колдуньи, или мужчины, имеющего сношения с женщинами. [В этом возрасте лиса] также знает, что происходит на расстоянии тысячи ли, она может околдовать человека, свести его с ума, довести до безумия. Когда лисе 1000 лет, она достигает бессмертия и зовется Небесной лисой»[72].
Ученые древности считали, что лисы прежде были женщинами, которые после 100 лет искупления грехов могли снова превращаться в женщину. Для превращения в человека у лис было два пути: один — «честный» — это изучение конфуцианского канона и совершение добрых дел, другой — магический, заключающийся в краже жизненной энергии у человека посредством половых сношений с ним[73].
Поведение лис в древних рассказах о необычайном весьма разнообразно: они могут вести себя дружественно в отношении человека, проявлять благодарность за его доброе расположение к ним или, памятуя о прежних отношениях, существовавших между тем, кем раньше была лиса, и человеком в одном из предшествующих его перевоплощений («старая связь», как именует это Цзи Юнь в рассказах № 208 и 459), они могут и вредить человеку, устраивать ему всяческие козни, напоминая лису европейского фольклора. Однако, несмотря на многообразие вариантов поведения лис, старые рассказы о чудесах не стремились к житейскому правдоподобию, больше подчеркивая отличие лисы от человека, чем сходство с ним. Новое в этом отношении внесла танская новелла. Так, в новелле Шэнь Цзи-цзи «История Жэнь» подчеркивается, что героиня новеллы — лиса, превратившаяся в красавицу женщину, — отличалась от настоящих женщин лишь тем, что не умела шить[74].
Пу Сун-лин в своих новеллах придает лисам-оборотням черты человеческого характера, усиленные элементами необычности (но не сверхъестественности); красавица лиса, обладающая всеми качествами образованной женщины, с верной, тонкой и нежной душой, при этом еще и талантлива (она либо искусная поэтесса, либо одаренная музыкантша, она великолепно играет в шахматы, танцует, умеет врачевать, либо обладает даром предвидения и т. п.). Она в совершенстве владеет любовным искусством. «Она является в жизнь ученого еще более тонкою, чем он сам, и восхищает его неописуемым очарованием... Она может также явиться человеку в образе мужчины. Это будет тонко образованный ученый, беседа с которым окрыляет дух; он будет товарищ и друг, преданный беззаветно и искренне, ищущий ответа себе в глубине чужой души...»[75].
Пу Сун-лин заставляет своих сверхъестественнных персонажей целенаправленно вмешиваться в жизнь людей, чтобы помочь слабому, наказать негодяя или жестокого правителя. Сверхъестественные силы в новеллах Пу Сун-лина выполняют то, чего не делают общество и власти. Фантастика, таким образом, корректирует действительность и способствует раскрытию несовершенства современных писателю общественных порядков, она является единственной возможной формой выражения настроений, мыслей и чувств писателя. За чудесами, изображаемыми Пу Сун-лином, скрывалось острое социальное содержание, страстное обличение социального строя. Акад. В. М. Алексеев писал: «Тот факт, что сборник новелл Ляо Чжая оставался в рукописи не менее 60 лет, и самый стиль его предисловия, определенно чего-то не договаривающий, убеждают меня в том, что Ляо Чжай писал свои новеллы в обстановке, где на свободную мысль было явное гонение, где каждый намек на создавшееся положение, столь обыкновенный в речи негодующего патриота, был бы сочтен за преступление, грозившее смертью»[76].
71
Дуань Чэн-ши, Юянские заметки о всякой всячине,
73
R. D. Jameson, Three Lectures on Chinese Folklore, Peiping, 1932; R. van G u 1 i k, Sexual Life in Ancient China, Leiden, 1961, сто. 211.
76
В. М. Алексеев, Трагедия конфуцианской личности и мандаринской идеологии в новеллах Ляо Чжая, — «Известия АН СССР», отделение общественных наук, вып. 6, 1934, стр. 444.