(1166.) [Ли] Юнь-цзюй еще рассказывал:
«Был один богач, скопивший тысячу с чем-то даней зерна; когда наступил неурожайный год, он отказался продавать его по нормированным ценам. Однажды он созвал слуг, поставил весы и собственноручно написал на красной бумаге объявление [и повесил его] на дверь: «Год неурожайный, люди голодают. Как может один человек быть сыт? Сегодня намерен все зерно, скопленное за эти годы, отдать взаймы соседям. Каждому достанется по одному даню. Немедленно приходите с мешками и коробами, опоздаете — зерна не достанется».
Жившие поблизости люди, услыхав об этом, слетелись тучами. И дня не прошло, как все зерно разошлось.
Кто-то захотел повидать хозяина, чтобы поблагодарить его, но оказалось, что никто не знает, куда он делся. Все растерялись, заволновались, наконец нашли его в заброшенном помещении, где он крепко спал, только когда пришли люди, он стал зевать и потягиваться. В изумлении стали его поднимать и увидели, что рядом с ним лежит бумага, на которой написано: «Накопить и не раздать — значит стать предметом общей ненависти. Тот, кого все ненавидят, не избежит множества бед. Когда тысяча людей голодает, а один человек сыт, неминуемо его ограбят, и разве не потеряет он и имущество, и доброе имя? Памятуя о давнем благодеянии, которое вы, господин, мне оказали, я от вашего имени совершаю доброе дело. Надеюсь, что вы простите мой самовольный поступок, о чем я вас и молю».
Когда богач расспросил людей и узнал, как обстояло дело, он глубоко вздохнул, и только.
Но в это время люди начали шуметь: у них действительно был план поджечь дом богача и ограбить его, теперь же, когда они получили такой щедрый дар, несчастье обернулось для него счастьем.
Эта нечисть, принявшая его вид, можно сказать, заплатила ему добром. Что она имела в виду, говоря о старом благодеянии, неизвестно.»
Кто-то сказал: «У него в саду было старое помещение, где несколько десятков лет жила лиса, она ушла оттуда, когда помещение разрушилось».
Может быть, в этом дело?
[1167. Лиса, проведшая месяц в плену у людей, ведет себя лучше, чем проворовавшаяся служанка.
4168. Бес, пристающий к буддийскому монаху, не может никакими ухищрениями отвлечь его от занятий.
1169. Крестьянин убивает беса, насиловавшего только что умерших женщин, и во сне видит молодых женщин, явившихся благодарить его за избавление.
1170. Лиса-оборотень приходит любоваться цветами, напугав хозяина дома.
1171. Чтобы спасти от голодной смерти мужа и свекровь, жена соглашается быть проданной богачу. Узнав о смерти мужа и свекрови, она кончает самоубийством.].
(1172.) Когда мне было десять лет, я слышал об одном буддийском монахе из Хуайчжэня, сыне крестьянина, любившем пить вино и есть мясо[622]. При храме было поле в несколько десятков му, и он питался тем, что сам выращивал; сам пахал, знал все виды работ. Не только не накапливал свитки писаний и утварь, но не имел и запасной темной рясы, и даже курения перед статуей Будды не всегда у него горели. Отличался он от простых смертных лишь тем, что на голове у него не было волос, а дома не было жены и сына.
Однажды он созвал жителей деревни и сказал им, усевшись в строгой позе на сломанный столик и сложив вместе ладони рук:
— Мы прожили вместе более тридцати лет, теперь настала пора вечной разлуки! Могу ли кому-нибудь препоручить сброшенную мною бренную оболочку?
И, сидя в строгой позе со сложенными вместе ладонями рук, скоропостижно скончался. Из носа его свисали две яшмовые нити[623] длиною более чжана. Все были поражены. Собрали деньги и приобрели специальный деревянный гроб.
Мой дядя, достопочтенный Ань Ши-чжай, жил в деревне Динцзячжуан, неподалеку от тех мест. Зная, что при жизни этот монах не шел путем Истины, он не поверил этой истории, когда услыхал о ней, и отправился лично поглядеть; гроб еще не был готов, но, хотя прошло уже два дня после смерти монаха, цвет лица у него был как при жизни, а кожа на ощупь была, как железо. Стояло лето, но мухи не собирались над телом, и не было от него трупного запаха. В чем тут была причина, так и осталось неизвестным.
[1173. Человек шутки ради бросает камешек в маленькое животное, оно оказывается лисой-оборотнем, которая мстит ему, ежедневно даря его домашним серебро, а потом обвинив этого человека в ограблении государственной сокровищницы.]
(1174.) Достопочтенный Дань еще так рассказывал:
«Слуга одного монгольского хана как-то подобрал на дороге два мешка, один был полон человеческих зубов, другой — человеческих ногтей. Почуяв сердцем, что здесь что-то неладно, он бросил мешки в воду. Повернулся и видит, что, озираясь вокруг, словно потеряла что-то, к нему спешит какая-то старуха. Старуха спросила у слуги, не видал ли он тут два мешка, тот ответил, что не видал. Поняв, что он их выбросил, старуха страшно рассердилась и стала бить его своей деревянной палкой. Слуга, вступивший в драку с голыми руками, почувствовал, что ее одежда поддается под рукой, как вялая трава, тело рыхлое, словно стебли ненюфаров. Места, которых касались его пальцы, лопались, но стоило ему отвести руку, как все снова сравнивалось, как на воде, из которой вытянули бамбуковую вершу. Долго он дрался со старухой, и, только когда она убедилась, что ей его не одолеть, она ушла. Перед уходом злобно взглянула на него и сказала: