— Мне кажется, нам не о чем говорить, Алёна. Ты только время на дорогу зря потратила. Чтобы кошмары не снились, купи в аптеке валерьянки, 20 рублей всё удовольствие.
— Юр, пожалуйста, — от её уверенности не осталось и следа, улыбка растаяла, во взгляде плескалась мольба.
— Это всё.
— Слушай, — Ксюша поднялась из своего кресла, качнувшись, на секунду ухватилась за столик, — я вспомнила, я же Льву обещала зайти, нужно обсудить новую обивку для мебели в люксах. Он, наверное, уже рвет и мечет. Позвони, как освободишься.
Угроза в глазах врача мгновенно сменилась беспокойством:
— Ксюша, ты точно хорошо себя чувствуешь? Может, тебе не ко Льву, а в медкабинет нужно? Давай-ка сходим!
— Я в полном порядке, Юр, гораздо хуже будет, если я сейчас не являюсь пред очи Федотова. Позвони. До свидания, — девушка кивнула Алёне и в сторону лобби отправилась, двигаясь буквально на ощупь: пелена перед глазами мешала видеть дорогу. За спиной раздалось:
— У тебя с ней серьезно?
Заставить себя остановиться, чтобы расслышать его ответ, управляющая не смогла – гордость не позволила, да и как бы оно выглядело со стороны? Стук каблуков и все увеличивающееся расстояние, подкатывающая тошнота вместе сделали свое дело. Что ответил на это Юра и ответил ли что-либо вообще, она не знает.
***
«Тебе-то какое дело?»
Юра испытующе уставился на бывшую, которая заняла место Ксюши и теперь смотрела на него своими голубыми глазами в ожидании ответа. Когда-то он в этих океанах тонул, сейчас же они не вызывали никаких эмоций, кроме, пожалуй, поднимающегося раздражения. У врача не было ни малейшего желания вести с прошлым разговоры, он это предательство пережил и думал, что отпустил. Она сидела перед ним, напоминая, как растоптала всё светлое, что в то время в нём жило. Перед глазами против воли всплывали кадры их ночей, ее разметанные по подушке волосы… Он чувствовал отвращение. Злость. Злость – от того, что она смеет глядеть ему в глаза с робкой улыбкой на губах.
— Очень. Очень серьезно. Мы встретились благодаря тебе. Так что, наверное, я сейчас должен сказать «Спасибо». Собственно – спасибо!
— Я рада, — ответила Алёна внезапно тихо. — Искренне рада за тебя. Надеюсь, ты нашел своё счастье.
«Чего?»
Такого поворота Юра не ждал. Нет, он вряд ли на полном серьезе допускал мысль о том, что Алёна приехала сюда его возвращать, но искренность в её голосе сбила его с толку. Одной этой фразой она уже словно бы извинялась перед ним. Услышать извинения врач уже и не чаял.
— Так и есть, нашел. И тебе того же желаю. Хотя… Дай-ка как следует подумать… А нет, я слукавил.
— Юр, послушай меня, пожалуйста, и не перебивай, — Алёна отвела взгляд, не в силах смотреть в глаза, — Знаешь, мне и правда снятся кошмары уже полгода почти. Я тогда с порога поняла, что ты ушёл. Потом кольцо нашла. Помню, еще подумала, что всё к лучшему, что хорошо, что всё выяснилось вот так и мне не пришлось отвечать тебе «Нет». Единственное, я тогда не смогла найти в себе мужества позвонить и поговорить нормально, на трезвую голову. А когда набралась храбрости, не смогла дозвониться – ты номер сменил.
— Ты хочешь сказать, что приехала сюда, чтобы объясниться, наконец, по-человечески? Весьма благородно, — скептическая кривая ухмылка поползла по его лицу. — Мне не нужны твои объяснения, не трать силы.
— Ты всё-таки выслушай меня… Я скажу и уеду, обещаю. Меня это грызет, я с этим больше ни дня не проживу… Я тогда не понимала, какая дура была, как подло пользовалась твоей любовью и насколько отвратно поступила, объявив тебе обо всем вот так. Я и представить тогда не могла эту боль, не догадывалась, каково это. Но мне прилетело. По закону кармы, знаешь? Бумерангом вернулось, — Алёна глубоко вздохнула, зажмурилась на секунду, словно отгоняя непрошенные и никому не нужные сейчас слёзы, а может, собираясь с духом, — Он меня бросил. А я его любила ведь. Его я любила, я ради него на всё готова была, потому и позвонила тебе бухая. Он как заведенный твердил: «Мы должны ему сказать, я себя сволочью чувствую!». Можно подумать, я не чувствовала! Сволочью чувствовала, но и только… Мы тогда поругались из-за этого, он орал, что пока я тебе не скажу, на порог меня не пустит. Я же любила его.., — девушка сглотнула нервно, на несколько секунд затихнув, — Сидела у него под дверью, пила текилу из горла, плакала, а потом набрала тебя… Я еще и громкую связь включила, чтобы он слышал. И у меня внутри ничего не ёкнуло тогда…
Врач смотрел на свою бывшую девушку холодно и слушал молча, пытаясь унять поднимающееся внутри негодование.
— Юр, я такая дура. Он меня бросил полгода назад, а я уже видела нас с ним в окружении оравы детей, счастливых таких… А он… Он мне сказал, что шалавы ему не нужны, что там, где одно предательство, будет и второе… В общем, опуская подробности того, как я это проживала, скажу: вот приблизительно тогда я и поняла. Я тогда поняла, что чувствовал ты… Правильно говорят, пока на своей шкуре не узнаешь, не поймешь. Прости меня. Я себя с тех пор ненавижу.
Он не испытывал к ней жалости; негодование – да, возможно, каплю сочувствия, как человек, сам через страшный шторм прошедший, и толику благодарности за то, что она решилась таки объясниться, – это всё. Оправданным бы сейчас было ощущать себя отомщённым, но нет, и злорадства не было.
— Что ты хочешь от меня услышать, Алёна? Что мне жаль, что у тебя с Сашкой не сложилось? Это неправда – мне не жаль, но я и не рад вашему разрыву. Не знаю… Что еще? Что я тебя прощаю?
Юра выразительно посмотрел на девушку. Здесь сложно… Он забыл и не вспоминал, не простил тогда, но не вспоминал. Но всё, что он хотел бы ей тогда сказать, за него, оказывается, сказала ей жизнь. Объяснила на пальцах. И добавить тут больше нечего. И желать больше нечего. Она всё почувствовала на себе.
— Я не знаю, что… Что-нибудь. Я не надеюсь, что ты меня когда-нибудь за это простишь, я просто хотела сказать всё лично, объяснить. Я хочу избавиться от этого мерзкого ощущения, хочу перестать чувствовать себя сволочью последней. Хочу, чтобы ты понял, что я поступила именно так не потому, что хотела в душу наплевать, а потому, что была в отчаянии и не отдавала отчета в своих действиях… Я должна была сказать по-другому. Иначе. Не так… И гораздо раньше. Не тянуть эту лямку. У нас бы с тобой не получилось ничего, это был неравноценный по вкладу союз. Ты отдавал, а я только брала, пользовалась. Отдавая другому. Я сейчас очень об этом сожалею.
Совершенно внезапно вспомнилась Марина… В их неравноценном союзе она отдавала, а Юра брал. И даже не думал возвращать хоть часть. Пользовался.
«Ты и сам был «Алёной»»
Пожалуй, вот за это Алёне действительно стоит сказать «спасибо». Спасибо, что нашла в себе храбрости прекратить продолжать паразитировать на его чувствах. Спасибо за то, что встретив Ксению, благодаря Алёне врач так остро ощутил разницу между искренними чувствами к себе человека и той бутафорией, в которой три года прожил. Ощутил и смог действительно оценить подарок жизни по достоинству. Спасибо бывшей за его невольные сравнения, за осознание, за то, что тем ранним декабрьским утром, стоя в пустой Ксюшиной комнате, отказался мириться с мыслью о том, что её бегство – это конец, что там же решил, что не сдастся, не прогнется, не позволит боли снова взять вверх, что будет бороться за Ксению до тех пор, пока вновь не обретет. Потому что – осознание пришло в тот самый миг, в её пустой комнате – между ними было настоящее, всамделишное, взаимное; потому что Ксения была даром, он убеждается в этом до сих пор, и понять это без болезненного опыта прошлого было бы, пожалуй, гораздо сложнее, если вообще возможно. Хватать своё счастье и больше никогда, никогда не выпускать из рук!
«На что только любовь людей не толкает…
И ведь, познав её, уже не осудишь…»
— Знаешь, Алёна, а мне ведь есть, за что сказать тебе искреннее спасибо.., — задумчиво протянул Юра. Складка между бровями разгладилась, взгляд немного потеплел, — Помимо уже озвученного…