Самостоятельность среди дураков основана на силе, среди умных на знаниях и логике. Правда, есть и другие дураки, о которых писал Гамильтон, что жертвуют личными интересами во имя общественных, получая взамен поношения и неблагодарность. Но почему так действуют? – В угоду своего тщеславия Возможный при этом второй вопрос «Почему?» – остается без ответа. В самоутверждении индивидуума заключена вся сознательная часть истории человечества – ее доступная нашему представлению. Ничего общего не имеющая с теми исходными причинами законов миродвижения, которые недоступны нашему пониманию. Возможность познания первопричин устройства мира едва ли достижима. Полагаю, что Эйнштейновская скоростная ограниченность рано или поздно будет подправлена, как была скорректирована теория Ньютона.
Называющие себя материалистами утверждают обратное: возможность постепенного приближения к абсолютной истине. И заявляют, что это есть одна из основных категорий диалектического материализма. Похоже на идеализм, такое утверждение исходит из предположений, а не эксперимента. Едва ли правильно оно и по существу. Можно ли говорить о каком-либо приближении к конечной точке, находящейся в бесконечности? Каждое новое знание, отвечая на один вопрос, порождает другие вопросы. Отсюда, чем больше знания, тем больше вопросов и больше незнания. В этом суть бесконечности в данной частной философской концепции. Однако она только предположение, домысел, а не опыт и отсюда идеалистична.
С другой стороны опыт материален. Но новый опыт сначала в нашем представлении, а оно может подтвердиться или быть ошибочным. Материализм, настоенный на чистом опыте материальных связей существующего означает застой. Для движения нужны мысли, воображение. В споре между идеалистами и материалистами нет практической полезности. Есть удивляющая нас способность человека спорить долго длинно и, часто, талантливо. Не потому ли при разных философских школах реальные полезные достижения людей практически одинаковы? Хотя причисление к какой-либо школе не более, как навешенный ярлык, не имеющий никакого значения там, где идет речь о действительно полезных для общества делах.
В философии есть одни утверждения, которые могут или не могут быть приняты нами в их исходной постановке. Любые попытки словесного доказательства данных утверждений напоминают мне Ламетринское: «Если благо общества требует поисков истины, значит все люди… обязаны это делать», как будто недостаточно просто самой истины. Она и так хороша, если действительно хороша. Вопрос в другом: кому хороша, а кому плоха? Вся же метода доказательств заключается лишь в том, что голова автора в силу каких-то причин оказалась настроенной на волну, сползти с которой он уже никак не может. Ему кажется логично и убедительно, вроде того же Ламетри. Его идеи о свободе и доказательства типа: раз черное не белое, значит оно черное – наивный лепет. Каждый играет свою игру. Только у одних она более скрыта, у других – меньше. У Ламетри – очевидно. У Канта на том же принципиальном уровне, но сложнее: «…Это настолько не вызывает сомнения, что можно смело сказать… и утверждать, что в природе… не может находиться скрытым достаточное основание для возможности организмов, порождение которых не обосновано намерением.., было бы с нашей стороны дерзким суждением…». И далее: «Мы можем положить в основу возможности этих целей природы не что иное, как разумное существо». Можно было бы сбросить сколько-то на неточность перевода (сколько раз перепечатывалось и переписывалось), но ведь в таком духе сотни страниц и все будто для объяснения нам мира, как «продукта разумной причины» (Бога). Это вместо моих трех слов о непознаваемости исходных причин того же мира. Или вот, как четко и кратко у Сталина, человека дела и власти. «Советская власть обобществила средства производства, сделала их собственностью всего народа и тем уничтожила систему эксплуатации». Ясно. И никаких тебе также словесных доказательств и разъяснений. Нужны ли они? Конечно, нет. От наличия их, словесных, ничего не изменится. Ни у Канта, ни у Сталина, ни у меня.
Истина – в плане данного контекста – относительна, а потому всегда спорна. Конечно, разум может действовать (проявляться), как только хочется его хозяину, но это совершенно не значит, что таким же образом должен действовать и мыслить любой другой разум. У Канта же – одного, на мой взгляд, из зачинателей современной тенденциозной философии – в дополнение к той неописуемо усложненной чисто философской манере изложения – еще и сверх настойчиво метод мышления и собственные представления выдавались за некие общие сверх научные обобщения. Маркс имел вполне достойного учителя.