И этот автор упомянутой программы, горе-экономист Явлинский, которого бы и близко не подпускать к политической сцене, выдвигает себя на пост президента страны. И… При столь же бездарной, нынче предвыборной, программе, получает миллионы голосов избирателей.
Начиная примерно с 1987 года, когда сделалось очевидным, какая каша будет сварена в котле очередных революционных поползновений очередной группы рвущихся к власти людей, я стал задавать себе один и тот же вопрос. Начинался он во сне с доказательного отстаивания мною социалистической системы, ее главных принципов. Защищал ее, казалось, вполне успешно. В ней ведь действительно много было чего толкового и рационального, что позволяло и наяву в различных ситуациях чувствовать себя на высоте: будь то споры с приятелями, товарищами по работе и, даже во время зарубежных командировок, с представителями западного мира. Теперь же, после настырных ночных разговоров с самим собой, я каждый раз стал просыпаться с одним и тем же вопросом. Как же это, если столь много хорошо, то почему так плохо?
Сон, многократный вопрос и один и тот же ответ на него по пробуждении. Революция есть смена власти, а отнюдь не общества. Оно живет по своим собственным законам бытия и подвержено лишь медленному эволюционному преобразованию, которое можно направить, ускорить или замедлить, но не мгновенно изменить. То, что мы успешно вершили при Советах, мы пекли из теста, замешанного еще на отличных, как сегодня видится, дрожжах предреволюционных лет российской истории. Строили заводы, самолеты и ракеты прямые ученики Витте и Столыпина; соратники Иоффе, Капицы и Крылова. Культуру и искусство поднимали сподвижники Чехова, Толстого, Горького, Шаляпина, Собинова, Неждановой. Строили и творили по инерции, несмотря на все репрессии и казни. Они по другому не могли и не умели. Система же сама по себе делала лишь свое черное дело – она растлевала людей. И чем дальше, тем всё больше и больше основным правилом жизни большинства становилось – «не мое».
Помню, как в 1986 году я с группой конструкторов был приглашен на совещание к Рыжкову. Совещание задержалось и мы, в окружении человек двадцати самых главных министров, имеющих отношение к машиностроению, проторчали в «предбаннике» премьера целый час. Министры вели себя как школяры при опоздании на урок учителя. Главной темой их разговоров между собой было: кому и как удалось отвертеться от какого-либо поручения. Лучше – переложить на другие плечи. Своеобразный пир во время чумы. Наши беды, с которыми мы напросились к Рыжкову и куда они приглашались вместе с нами, – были им до лампочки.
Так что развалили всё, как многие, и в том числе бывший премьер Рыжков, еще продолжают считать, не Горбачев и не Ельцин. Они лишь слегка ускорили развитие событий. В стратегическом плане развал начался с Октябрьской революции, с утопических желаний ее вождей силовым воздействием изменить природу общества и естественный ход истории. То, что с нами произошло, то, чем мы возмущаемся сегодня, (не стройте иллюзий) – это ее результаты. Идеи прекрасны, но не надо их путать со средствами движения к целям. Они оказались сверх негодными, и не потому, что их осуществляли «плохие» люди. Таковы объективные законы жизни. И сейчас нам нужно думать не о различных реорганизациях, не о перекладывании денег из кармана в карман, а о конкретных, пусть самых маленьких, но делах. Не от реорганизации и денег к нужному товару, а через товар к ним. Так я думал всегда, так считаю и теперь.
Шесть лет перестройки сверхдоказательно показали, что мы стали фактически заложниками комсомольско-кавалерийского руководства страной. Вот вехи этих лет управления. Наивное обещание мгновенных перемен, наведения порядка, дисциплины, ответственности и высочайшей сознательности народа. Программы скоротечного подъема машиностроения, антиалкогольной кампании, госприемки, перехода на аренду. Обильнейшее законотворчество, идущее в разрез с реальными возможностями общества. Антиконституционное назначение президента. Реформа цен, которая привела к еще одному более злому витку первоначального накопления капитала путем мафиозного использования национального достояния, мошенничества, беззакония и спекуляции. И, самое главное, – опора на КПСС с ее абсолютно утопической идеологией.
Более 70 лет партийный аппарат при полнейшей свободе в выборе тактических средств и методов пытался построить новое общество. Однако, в силу полной оторванности своих социальных идей от жизненных реалий и сверхустойчивой природной сущности человека, эта попытка оказалась безуспешной. История не могла предоставить партийному аппарату возможность дальнейшего социального экспериментирования, ибо изменения, на которые он пошел, по-прежнему строились на сохранении генеральной идеологической концепции и явно просматриваемых эгоистических устремлений партийной верхушки. Она оказалась неспособной противостоять общественному движению и активно на него воздействовать, что подтвердилось всем ходом перестройки, всеми выступлениями партийных лидеров и результатами последних съездов. Провозглашенные тогда аппаратом свобода и гласность сопровождались, так же, как и раньше, общими демагогическими рассуждениями, бесконечными ничем не заканчивающимися реально совещаниями и заседаниями, цепью глобальных политических и хозяйственных ошибок, практических решений, не соответствующих ни состоянию общества, ни его подготовленности к «нововведениям». Партия в лице аппарата как была, так и оставалась организацией, главной задачей которой являлось – пребывание у власти. Но выполнить последнее она уже не имела возможностей в силу полной своей деградации.