Авторы социального переустройства мира своим сверх самоуверенным прогнозированием будущего подготовили уникальную базу для критики и даже для критиканства. Слишком велико и продолжительно было издевательство над человеком и его свободой, чтобы так просто его можно было забыть. Зерна зла не могли не дать мощные всходы. Да и сегодня продолжают бросаться на благодатную почву слабоумия эгоистическим упрямством, когда главное по-прежнему делается от живота, а не от головы. Разгул будет еще достаточно долгим. Человек слаб и не способен быстро остановить раскрученный до бешеных оборотов маховик.
Общественное сознание носит не классовый, а групповой характер, выражающей интересы (не только материальные) соответствующих групп и социальных слоев общества. Но есть и совсем иной эффект группового воздействия на человека. Люди, будучи объединены в группу имеют мораль отличную от их собственной. Поэтому наиболее злопыхательская проповедь всегда произносилась от имени народа, масс. Марксизм, его пропаганда и его насилие – прямое тому подтверждение. Можно упомянуть и процветавшее у нас многоавторство, а вернее совсем безавторство. Убогая мысль стыдна для конкретного человека. От имени коллектива позволительно пороть любую чушь.
Побуждение, стремление к проявлению Я есть главный определяющий момент в действиях человека. Желание властвовать в самом широком смысле этого слова – основной стимулятор в его движении по жизни. Быть первым, быть признанным в определенной области и в определенном кругу, масштабы которых есть функция способностей и амбициозности индивидуума. А поскольку устремления различны – от благородных до преступных, то только поэтому никто больше не придумал объяснять свои действия разного рода внешними обстоятельствами (историческими и другими), как политики, в наибольшей степени подверженные стремлению к власти уже в общепринятом значении этого слова. А. Киви писал «у классиков надо заимствовать не те или иные положения, выводы или высказывания, несущие на себе печать иных исторических условий, а их пафос борьбы за счастье людей». Боюсь, здорово ошибался он: не те это люди. Те – лейтенант Шмидт, Сахаров и другие бессеребреники. Классики – борцы за прославление прежде всего своего я, борцы за власть, за славу героя, если не больше. Судить о них по болтовне на данную тему – грубейшая ошибка. Их действия прямо направлены на подчинение себе, а отнюдь ни на какую заботу об обществе и истории вне себя в ней.
Они, в отличие от массы, придумывают, или берут готовую, философию поведения в соответствии с поставленными перед собой целями, а не наоборот, как нас некоторые из них пытались учить. Законы властвования и управления едва ли изменились за всю известную историю человечества. Сутевая основа их была отработана человеком, когда он еще таскал с собой головешку для разжигания очага.
Остальная же масса верит этим разным политическим вывертам и живет, как сказал М. Пришвин, «в известной атмосфере обмана и легенды». Ее нужно учить действительным законам жизни, а не разного рода церковным призывам к добру и справедливости – основным атрибутам подчинения и эксплуатации малой кучкой одержимых в определяющей жизнь борьбе за место под солнцем.
Словесное отображение информации в отличие от математической формулы, особенно в части сложных систем, практически однозначно невозможно, а порой просто представляет из себя пустой набор слов – некий звон. Словами более или менее точно можно описать простейшие явления жизни, последовательный ход простых событий. И только в области критики слово вдруг почему-то оказывается вполне достаточным для точной передачи сути желаемого и адекватного его восприятия. Однако это лишь кажущееся расхождение в моей оценке информативности слова и фразы.
Дело в том, что критика, как правило, дискретна, касается отдельных частей явления и воспринимается вне всей совокупности. Она как процесс разрушения – исключительно проста и не требует особых приемов. А тот в свою очередь противоположен созиданию не только по форме, но и по содержанию. Построить одним топором мало, что можно. Сломать же – почти всё. Критика при надлежащем старании автора и определенных его способностях – безупречна. Конструктивные предложения вызывают вопросы, и тем большие, чем сложнее описываемое явление. Кроме того, критика по делу, а также в силу, видимо, упомянутой скоротечности жизни человека (и отсюда – психологически малоизменяемого восприятия им окружающего мира) весьма долговечна и, сделанная применительно к одной эпохе, подходит вполне приемлемо для совсем внешне иной ситуации. Сие, кажется, относится и к характеристике поведения человека. Пример тому – написанные Монтенем 400 лет назад «Опыты».