Всему этому, повторяемъ, нельзя. не сочувствовать вполнѣ. Не нужно при этомъ, конечно, забывать дѣйствительнаго, полнаго значенія женщины въ человѣческой жизни, не нужно смотрѣть на нее какъ на одну рабочую силу. Какъ работникъ, какъ добыватель цѣнностей, женщина всегда уступитъ мужчинѣ и, слѣдовательно, такой взглядъ на нее обрекалъ бы ее на вѣчное экономическое подчиненіе мужской половинѣ общества. По счастію, достоинство человѣка, такъ сказать, его цѣна для другихъ, измѣряется другою, не экономическою мѣркою. И потому, женщина можетъ обладать полнымъ равенствомъ съ мужчиною въ силу своего духовнаго значенія, какъ жена, мать, какъ живая связь людей между собою, по поводу которой именно и сказано: не добро быть человѣку единому.
Но, такъ какъ это высокое значеніе часто забывается женщинами и попирается мужчинами, то необходимо, чтобы у женщинъ былъ твердый якорь, на которомъ онѣ могли бы держаться при безпрерывныхъ опасностяхъ Этотъ твердый якорь — самостоятельная работа, независимое экономическое положеніе.
Пушкина ругаютъ
Начало этой исторіи, вѣроятно, памятно читателямъ Г. Погодинъ, ратуя противъ Костомарова, сослался на стихи Пушкина:
Сослался онъ на нихъ въ простотѣ души, предполагая, что каждое слово великаго поэта имѣетъ для насъ авторитетъ, составляетъ нѣчто важное и достойное вниманія.
Г. Костомаровъ отвѣчалъ, что ему удивительно, какъ можно ссылаться на эти пошлые стихи. Ибо какъ можетъ обманъ быть дороже истины?
Недавно г. Костомарову нашелся потакатель. Г. Орестъ Миллеръ въ своей статьѣ «Русскій народный эпосъ передъ судомъ г. Соловьева» (смотри «Библ. для Чт.», мартъ. Критика, стр. 54), отзываясь неодобрительно о нѣкоторыхъ выходкахъ г. Погодина противъ г. Костомарова, для вящей силы прибавилъ:
«Онъ (Погодинъ) вооружается противъ г. Костомарова даже такимъ стихотвореніемъ Пушкина, въ которомъ между прочими странностями, народъ честится „безсмысленнымъ“. Именно, съ той точки зрѣнія, которой держится „День“, эти стихи и должны представляться такими, какими они представились г. Костомарову — пошлыми, и только пошлыми, хотя бы ихъ написалъ Пушкинъ.
Фактъ презнаменательный. Появились, изволите видѣть, нынче точки зрѣнія, съ которыхъ стихи Пушкина кажутся пошлыми, исполненными странностей и т. п. Представителями и носителями этихъ точекъ зрѣнія являются такіе люди, какъ г. Костомаровъ и г. Орестъ Миллеръ (о „Днѣ“ мы не говоримъ, ибо г. Орестъ Миллеръ только навязываетъ ему свою мысль), то-есть люди, судя по всему, образованные, свѣдущіе, преданные наукѣ и притомъ люди зрѣлыхъ лѣтъ, а слѣдовательно, должно быть и зрѣлыхъ мыслей.
Кто же не одобряется ими? Пушкинъ; не одобряется самое прекрасное, самое свѣтлое явленіе нашей литературы. Пушкинъ у насъ есть явленіе, выходящее изъ ряду вонъ; онъ былъ воплощенный поэтъ; всѣ движенія его души и мысли носятъ на себѣ глубокій поэтическій характеръ, носятъ на себѣ печать красоты и гармоніи. И вдругъ — его стихи оказываются пошлыми! Ищите пошлости во всемъ, въ чемъ хотите, только не въ Пушкинѣ.
Далѣе — Пушкинъ былъ простой, прямой, здравый человѣкъ; человѣкъ съ чистымъ сердцемъ, съ теплою и свѣтлою душою. Не было на его душѣ никакой болячки, не было въ его духовномъ строѣ никакого искаженія и извращенія; онъ былъ человѣкъ въ высокой степени нормальный. И вдругъ въ его стихахъ находятъ странности самаго дурнаго качества!
Правильное отношеніе къ Пушкину можетъ быть только одно — благоговѣніе передъ великимъ явленіемъ. Его мысли и рѣчи должны быть разсматриваемы какъ нѣкоторыя образцы прекрасныхъ человѣческихъ мыслей, прекрасной человѣческой рѣчи. Въ этомъ смыслѣ, въ его мысляхъ и рѣчахъ воплощается несравненно больше мудрости, чѣмъ во множествѣ томовъ и головъ современныхъ мудрецовъ. Къ произведеніямъ Пушкина нужно приступать не иначе, какъ съ цѣлью питаться ими, извлекать изъ нихъ тотъ свѣтъ, то тепло, которыми они проникнуты.