Для меня, конечно, какъ для лѣтописца «Эпохи», есть въ этихъ статьяхъ еще одна любопытная черта; но съ общей точки зрѣнія это черта совершенно побочная и маловажная. Дѣло въ томъ, что означенныя статьи, очевидно, 'стараются воспользоваться прикрытіемъ постороннихъ обстоятельствъ; воспользовавшись же прикрытіемъ этихъ постороннихъ обстоятельствъ, они употребляютъ всѣ усилія, чтобы совершить дѣло, которое весьма сильно напоминаетъ собою желаніе утопить человѣка въ ложкѣ воды. Что касается до меня, то я совершенно убѣжденъ, что и воды-то тутъ вовсе не имѣется. Но имъ почудилось, что есть вода, что хоть на ложку да воды хватитъ; и вотъ они силятся утопить въ этой ложкѣ человѣка. Столь сильное и слѣпое зложелательство произведетъ, конечно, на читателей, если они его замѣтятъ, весьма непріятное впечатлѣніе. Но, такъ какъ это фактъ весьма обыкновенный и часто повторяющійся, желаніе же, по своей неудобоисполнимости, совершенно безвредно, то, опять повторяю, я не приписываю этому обстоятельству никакой важности, а потому и не стану о немъ распространяться.
Вообще упомянутыя статьи ни для кого не имѣютъ такой важности и силы, какъ для журнала, который помѣстилъ ихъ у себя. Журналъ долженъ чувствовать себя послѣ нихъ весьма не хорошо; онъ, вѣроятно, будетъ долго ихъ помнить, долго вспоминать о нихъ съ несовсѣмъ покойнымъ настроеніемъ. Ощущеніе это, я полагаю, должно имѣть нѣкоторое сходство съ тѣмъ, о которомъ такъ выразительно говоритъ Гоголь: «невозможно выразить, что дѣлается тогда на сердцѣ: тоска такая, какъ будто бы или проигрался, или отпустилъ не кстати какую нибудь глупость, однимъ словомъ — не хорошо».
Г. Троицкій о Тренделенбургѣ
Тренделенбургъ, профессоръ философіи въ Берлинскомъ университетѣ и членъ Берлинской академіи наукъ, пользуется у насъ весьма значительною репутаціей. Онъ прославился своимъ сочиненіемъ: Логическія изолированія (Logische Untersuchungen), вышедшимъ въ 1840 году (Второе изданіе въ 1862 г.). Слава объ этихъ изслѣдованіяхъ была такая, что въ нихъ ниспровергается система Гегеля; такъ что съ тѣхъ поръ часто можно было встрѣчать фразу такого рода: всякому свѣдущему въ философіи извѣстно, что послѣ Тренделенбурга невозможно уже держаться Гегеля, и пр.
Г. Троицкій есть одинъ изъ нашихъ молодыхъ ученыхъ, отправленныхъ года два назадъ за границу для приготовленія себя къ профессурѣ въ нашихъ университетахъ. Онъ слушалъ, между прочимъ, и Тренделенбурга и въ августовской книжкѣ «Журнала Мин. Нар. Просв.», въ своемъ отчетѣ министерству, произноситъ надъ берлинскимъ профессоромъ слѣдующее весьма рѣшительное сужденіе:
«Въ своемъ отношеніи къ логикѣ формальной проф. Тренделенбургъ сходится съ Гегелемъ; вся разница между ними состоитъ въ томъ, что проф. Тренделенбургъ не признаетъ чистаго или творческаго мышленія, производящаго изъ себя бытіе, и всѣ категоріи гегелевой логики (и отчасти философіи природы) выводитъ изъ чистаго или творческаго воззрѣнія».
«Въ осноавніи этого вывода лежатъ два понятія или, по мнѣнію проф, Тренделенбурга, два факта: движенія, какъ дѣятельности, лежащей въ основѣ мышленія, и цѣли, какъ осуществленія божественной мысли о мірѣ».
«У Аристотеля, котораго проф. Тренделенбургъ являлся не разъ вѣрнымъ толкователемъ, понятія движенія и цѣли играютъ преобладающую роль, но только въ физикѣ и метафизикѣ; проф. Тренделенбургъ распространяетъ господство этихъ понятій и на логику».
«Пространственное движеніе, какъ основная дѣятельность мышленія и бытія, есть понятіе очень давнее; мы застаемъ его въ самомъ младенчествѣ греческой философіи. Спрашивается: что новаго даетъ въ защиту этой теоріи логика проф. Тренделенбурга? — Не лучшій ли разборъ мышленія, бытія и движенія? — Но проф. Тренделенбургъ оставляетъ эти коренныя понятія безъ всякаго опредѣленія, какъ простыя и непосредственно извѣстныя предположенія. А пока намъ не дано болѣе глубокое изслѣдованіе мышленія, гипотеза пространственнаго движенія, какъ его сущности, остается неубѣдительною».
«Взглядъ проф. Тренделенбурга на мышленіе не отличается глубиною, все содержаніе его ограничивается воззрѣніями и представленіями и ихъ сочетаніемъ и раздѣленіемъ. Спрашивается: неужели сочетаніемъ и раздѣленіемъ представленій можно исчерпать всю силу нашей разсудительности, толковости и здравомыслія и все безсиліе тупоумія, легкомыслія и напыщенныхъ взглядовъ? И какимъ образомъ сочетаніе и раздѣленіе представленій есть пространственное движеніе? Я различаю, напр., между болью головы и болью груди; въ чемъ же тутъ пространственное движеніе? Или тѣ воспоминанія, которыя хранитъ моя грудь и голова, въ то время какъ я различаю ихъ, спѣшатъ удалиться другъ отъ друга? Но въ такомъ случаѣ требуется доказать, что до того времени они находились гдѣ нибудь вмѣстѣ, напр., въ какой нибудь части моей шеи».