Алексин Георгий Александрович
Заметки на полях жизни
Заметки на полях жизни
"Это было недавно, это было давно..."
(слова из песни)
1. В НАЧАЛЕ БЫЛО...
Чем старше становишься, тем чаще оглядываешься на пройденный путь в неясной надежде найти там, в давно минувшем, себя в окружении значительных событий. Появляется соблазн записать воспоминания, ожидая встречного интереса к ним в будущем.
Недавно подумал, какие первые жизненные воспоминания мог бы я более или менее четко выразить словами. Где та, самая начальная, архивная страничка, оставшаяся нестёртой в моей голове? Что было в начале? Конечно, всем известно, что "В начале было Слово". И всё-таки...
Мне чуть больше трёх с половиной лет. Мы уже около года живём во Львове. Это Западная Украина, которая совсем недавно "присоединена" к Советскому Союзу. Ситуация здесь сложная. Население весьма по-разному относится к смене власти, к новым советским порядкам. Большинство - выжидающе настороженно следит за тем, что будет дальше. Некоторые настроены дружелюбно, хотя немало и таких, кто откровенно враждебен. А кое-где в окрестностях свирепствуют различные националистические банды.
Во Львове наша семья, моя мама и я, оказались благодаря отцу. Его, опытного геолога нефтяника, в 1940-м году послали по распоряжению руководства министерства, где он тогда работал, проводить национализацию карпатских нефтяных промыслов и организовывать эксплуатацию их в новых условиях хозяйствования. Несмотря на относительно небольшие размеры, нефтяные месторождения разрабатывались здесь, в Предкарпатье Западной Украины, уже многие десятилетия.
Наша семья вселилась в казенную довольно просторную пустую квартиру, предназначенную новыми местными властями для прибывающих специалистов, получивших "назначения" на длительный срок. Постепенно семья стала обживаться в новых условиях, появилась некоторая обстановка в квартире, которая всё больше приобретала жилой вид. Жизнь, как будто начинала налаживаться...
Итак, первое воспоминание.
Первый зрительный образ в моей жизни, который мне запомнился, это паутина мелких трещин на низком несвежей побелки потолке подвала. Она, эта паутина, как живая, она каждый раз меняет свой узор, как только где-то вне подвала громыхнёт что то гулкое и тяжелое. Громыхнуло - и побежали трещинки на потолке, рисуя новый причудливый контур. Вот остановились, замерли, и новый узор уже готов. Громыхает часто, и потому рисунок из темных угловатых линий на белой известке потолка почти все время в движении. Наверное, я смотрел на этот своеобразный калейдоскоп трещин на потолке весьма зачаровано в ожидании нового гулкого раската грома где то наверху и появления очередного узора, в котором моё воображение стремилось узнать нечто знакомое.
Обстановка в подвале была напряженной. Я был с мамой, закутанный в какие то наспех схваченные одежды, лежал, прижавшись к ней на невесть откуда взявшемся матраце.
В подвале было много таких, как мы. В основном, матери с детьми, много пожилых людей. Мужчин было мало. Папы в подвале с нами не было. Никто ничего не говорил. Чувствовалось, что все ждут какого-то разъяснения того, что происходит...
Да, наверное, тогда в подвале у людей преобладало чувство недоумения, непонимания, страх был скорее от непонятности всего происходящего. Для большинства этот кошмар был как бы разовым... Кто-то, высокое начальство, скоро всё разъяснит и дело наладится.... Многие тогда участвовали в многочисленных учебных тревогах и военизированных мероприятиях. Может быть это тоже "мероприятие"...
Трудно было поверить в то, что это немецкие самолеты бомбят Львов. Хотя на тему возможной войны с Германией в те годы много говорилось. Но всё как-то отстраненно, теоретически.... И что, вот так уже началось? Война?! Наверняка, это какая то провокация. Или нет? Да нет же, это недоразумение, которое скоро будет исправлено. Так думали тогда почти все.
Конечно, я не мог размышлять на эту тему, но по напряженному состоянию окружающих меня людей, по необычности всего происходящего, во мне нарастало ощущение большой беды, я чувствовал, происходит нечто непонятное и значительное.
Было четыре часа воскресного утра 21 июня 1941 года. Львов, в числе нескольких других городов Советского Союза, подвергался бомбардировке. Рвались бомбы первого внезапного налета фашистской авиации на нашу страну.
Гитлеровская Германия "задействовала" пусковую кнопку своего плана "Барбаросса", плана завоевания Советского Союза.
Для гитлеровской Германии открывалась очередная страница ее экспансионистских устремлений. Вряд ли кто тогда мог предсказать с уверенностью, что это будет страница её краха, последняя страница в истории гитлеризма.
Для народов Советского Союза начиналась Великая Отечественная Война 41-45 годов, период кровавых и ужасных жертв, страшных испытаний, неимоверных усилий. Несмотря на все лихолетье предшествовавших десятилетий, отмеченных надрывным часто несправедливым трудом, бесконечным "выкорчёвыванием" то одних то других "врагов народа", всей этой "лихорадкой буден" - вопреки всему этому, армия и народ нашей страны, несмотря на огромные потери, постепенно пересилили врага. Четыре года войны закрыли гитлеровскую страницу в истории Германии, надолго оставив в сознании немецкого народа комплекс вины и моральной неполноценности, усиливаемой его политической и государственной послевоенной расчленённостью.
Для нас эта победа была настолько выстрадана, что больше напоминала ту самую "Пиррову победу". Страна лежала в развалинах, а около тридцати миллионов ее наиболее дееспособных молодых граждан - в земле. И потому, после скоротечной победной радости, обозначились первые признаки народной надорванности. Постепенно у многих появилось и стало медленно накапливаться, поначалу неясное, потаённое чувство обманутости.... Значительно позднее, в последнее десятилетие минувшего века, это чувство привело, в конечном итоге, к крушению строя, формированию новых жизненных устоев и возникновению в народе, теперь уже агрессивного понимания несбывшихся надежд. И вновь ныне - это знакомое чувство обманутости у многих и тревожной радости у немногих....
Впрочем, это уже другая тема.
Ещё один зрительный образ, запомнившийся мне.
Поясню только, что между "подвальным" воспоминанием, и этим вторым, разница во времени, наверное, день или два. Не могу вспомнить, когда это происходило, но, судя по содержанию, это воспоминание, назовем его "пушка", по времени предшествовало первому. А может быть и нет...
Мы с папой и мамой стоим на небольшом возвышении, где-то недалеко от нашего дома. Вместе с нами несколько сотрудников с папиной работы, некоторые тоже с детьми и женами.
На этом возвышении стоят несколько пушек. Они зеленого цвета. Около них люди в военной форме. Все напряжены и озабочены. На лицах тревога. О чем-то все оживленно говорят. Что-то похожее на спор. Спор вялый, нет, это даже не спор, а скорее оживленный разговор об этих пушках. Да, говорят о пушках. Кто-то из военных подходит к одной из них и показывает остальным, как можно поднимать её ствол вверх, высоко к небу, поворачивать.... Как это просто и здорово. Он хвалит эту пушку, его голос постепенно становится увереннее и даже как бы радостнее.... С ним охотно соглашаются. Настроение у всех становится бодрее.... Раздаются шутки и смех....
И вот главное. Кто-то из военных о чём-то шутливо спрашивает меня. Папа подмигивает. Военный "дядя" подхватывает меня и сажает верхом на ствол этой самой пушки. Я в восторге. Ствол довольно высоко, но военный стоит подо мной таким образом, что подошвы моих ботиночек касаются его плеч. Он весело смеется: "Не упадет!". Всем тоже весело.
Или мне тогда так казалось. А может и в самом деле. Большинство наших людей тогда не воспринимали эту первую бомбежку, которая носила скорее показательно-устрашающий характер, как начало всего того, что перевернуло в следующие годы судьбы миллионов человек, и стольких - вычеркнуло из жизни... .