Теперь так рано темнеет, что в пять кажется, что ночь наступает. А впереди целый вечер. Зажигаются огни, и жизнь идет в другом темпе. А дни я пролеживаю. Как давно мне сказал доктор, надо больше лежать и все на спине или на животе. Я, конечно, не слушался. Было время, когда я целые дни проводил на улице и, наверное, четырнадцатиградусный мороз меня бы не остановил. Но теперь дома. Скоро появится второй дом у нас, как я ни ленюсь, но лишаться пожитков не стоит. Надо будет сделать хоть вид, что мы начинаем жить на новом месте. Двадцать пятого декабря обещают пустить метро, вот тогда и посмотрим, как это далеко или не очень. Пока дни спокойные идут. Просмотрел свои книги. Книги хорошие и важные, есть и нечитанные. Всего полка, но битком набита. Надо, наверное, составлять каталог, наподобие того, что составляет Верочка, – выписывает на карточки авторов и названия и собирает карточки в специальный ящик. Но моих книг значительно меньше, и все они на виду. Это ей приходилось бы рыться в шкафах, а мои все за стеклом. Было бы книг еще больше, если бы я сам ездил в «Академию». Чувствую, что что-то пропускаю. Но «Книжное обозрение» снова бедненькое выходит. Вот только книга о семейных обрядах у карел XIX–XX вв. может быть интересная. А так ничего особенного нет. К концу года, может быть, что-то напечатают. Буддизм и азиатские культы меня интересуют особенно, а в остальном, то, что интересно почитать. Есть книги, которые стоило бы попытаться продать, но таких мало. Без пяти четыре, пора слушать новости. Хотелось бы еще многое записать, но ничего обдуманного, готового нет.
Четвертого краткое сообщение о землетрясении в Мексике, силой три и четыре десятых балла. Пишут об извержении Ключевской сопки, о том, что пепел выпал в Усть-Камчатске, за сто километров от вулкана. А так больше всего материалов о съезде ангольской партии. По радио говорят, что совершил посадку «Атлантис», с семью космонавтами. Они вывели на орбиту три спутника связи и монтировали в космосе элементы орбитальной станции. Двенадцать часов провели в открытом космосе.
Сегодня пасмурно, ветер. Температуру не знаю. Сегодня утром повторяют «Клуб путешественников», который я пропустил в воскресенье. Ю. А. Сенкевич говорит перед началом передачи, что съемки в Таджикистане производились до кайраккумского землетрясения. Весь выпуск посвящен археологии Таджикистана.
Пива нет в ларьке – вчера все раскупили. Хотел купить оладий, да какие-то они холодные, неприветливые. Встретил Алексея Александровича. Здороваемся.
Передача посвящена Ленинабадской области. Кайраккум значит «каменный песок». Ленинабад раньше назывался Ходжентом. Но показывают не Кайраккум, а древние города края. В передаче, даже показывая Исфару – Канибадам, ничего не говорят о землетрясениях.
В «Новостях» говорят о наводнении и оползнях в Венесуэле. Закрыт международный аэропорт.
США произвели еще один ядерный взрыв на полигоне в Неваде. Мощность – сто пятьдесят килотонн.
Говорят об ураганных ветрах в ФРГ и ГДР, о сорокаградусных морозах на Кольском полуострове.
Съездили на Петроградскую. Ночью обещали похолодание, но день обычный. С утра минус десять. Уже вернулись.
Сегодня на Кипре досрочные выборы в парламент.
Приходил Кира, принес «Индийский чай». Второй сорт, рязанской развески, семьдесят пять копеек пачка. Я уже давно хочу сделать из такой голубой пачки со слоном закладку для своего дневника. Я уже пил этот чай, присылала Верина мама, и у меня сохранилась пачка. Как он пришел, я сразу заварил чай, и он мне показался очень вяжущим. Но я представляю, предчувствую, как буду утром его заваривать. Только «индюшка» способна не просто бодрость сообщать, а развести настоящий волок, наподобие планового. Есть теперь и на завтра и на послезавтра. А кстати, Аня ездила в Москву и не достала ни «Бодрости», ни просто «индюшки» у москвичей. Чая нет. Тут где-то по блату достают по полтора рубля пачку. Как бы там ни было – мы теперь с чаем и даже программа о «введении в храм Богородицы» не слушается, вот делаю эту запись. Ничего нового не узнал. Только взрывы в двух крупнейших парижских магазинах, тридцать пять человек ранено, да «Клуб путешественников», о старообрядческом ските, а потом о динозаврах, который мы дружно смотрим. Девять часов. Кира ушел, чтобы завтра уже ехать в больницу и на ночь и после на работу в день. Не знает, когда снова и домой попадет, хочет вернуться сегодня пораньше. А я думаю, не посмотреть ли мне программу «Время», там, в самом конце, где говорят о погоде и, кстати, о землетрясениях, где какие происходят, и много еще кое о чем интересном (о погоде, например). Мама звонит. Верочка как-то неловко снимает трубку, так, что связь прерывается. Мама звонит второй раз, и у них начинается разговор, который я не слушаю, стараюсь не слушать, да и радуюсь, что до этого не включил телевизор, который бы мешал разговаривать. Сам я сделал все дневные дела. Немного заставляет Миша себя ждать, но ведь он может приехать и в другой день, не обязательно в воскресенье. Может и в понедельник и во вторник приехать, но я его исподволь жду. Не знаю, Верочка уже поговорила или опять связь прервалась. Во всяком случае, она сидит у телефона и никуда не отходит. Пора программу «Время» включать, а то время идет и, в крайнем случае, передача меня ждать не будет. Так уже пропустил сегодня передачу о постимпрессионистах, снились накануне. Ван Гог горел, а потом играл на гитаре и пел, Гоген был очень вежливо-лаконичен. Я был еще у кого-то, кажется, у Сислея в номере. Они как бы все живут в комнатах, расположенных по одну сторону коридора, а по другую – глухая стена. У стены показывают уже наши современники какие-то диковинные слайды с поддельных картин, поддельных Ван Гогов. А Сезанна во сне, не знаю, как в передаче, – нет.