Никак не наши маленькие дела. Умерла Герта Михайловна еще в пятницу, мы об этом знали в субботу, но еще и вчера, шестнадцатого, я сказал это как новость Мише. Я знал ее двадцать шесть лет, только раз я нашел возможным обременить ее своею работой. Когда она была у Киры в Купчине, я подарил ей сделанный там же картон, я его не забуду, но дальнейшая судьба его в эти дни становится неизвестной. Я никогда не давал ей своих работ, хотя раза два-три и показывал. Тогда (это был мой апофеоз) я работал в Купчине. Вера уехала в отпуск, и мне было что стащить с шестого этажа на первый и показать. Больше я уж вообще не работал, нигде. Меня журят за это, но мягко.
Так бы можно дни и не уплотнять, тем более что дальше они идут разуплотненно до предела. Зашла Алла Кронидовна, умерла Герта Михайловна, справили день рождения мамы. Верочка вернулась из Москвы утром в субботу, а вечером мы уже знали, что Герта Михайловна умерла. Это событие. Я хочу сказать, что это не на срок, а навсегда. В крематорий я не ездил, где похоронили – не знаю. Распоряжался всем ее бывший муж, я с ним не знаком. Смерти притягивают к себе смерти же, и вот умер Борхес в Женеве, Бенни Гудман, Дин Рид в Берлине.
На гигантском фоне катастрофы в Чернобыле мы что-то много сделали своего мелкого и жизненного. Вчера мама позвонила Ирине Константиновне, и она, кажется, обещала зайти. Я выхожу каждый день из дома, вчера встретил Володю. А то что же – съездили за премией, да и не смогли в тот вечер у Натальи Васильевны чая выпить. Теперь говорят, что грузинский чай подвергся воздействию радиации. Мы пьем помногу, как раньше. Съездил на днях к Мише, и самому было странно, как я быстро закруглил визит. С утра в субботу в пивных толпы. Дождь. Захожу в «Старую книгу». «Робайят» Омара Хайяма академический за червонец, а так ничего интересного я не нашел. Сегодня, кажется, уже ничего нельзя подсобрать. Прошелся по Большому в сторону Тучкова моста, но на Васильевский не переходил с тех самых пор, как мы переехали. Постепенно научусь бывать и на Стрелке. Пора проторить дорожку в «Академкнигу». Теперь эти книги объявляют как философские: Гемуев И.Н., Сагалаев А.М. Религия народов манси. Культовые места, XIX – нач. ХХ в. Новосибирск: Наука, 1986. – 192 с. – 1 р. 70 к. – 2350 экз. Психологические аспекты буддизма / Отв. ред. В. В. Мантатов. – Новосибирск: Наука, 1986. – 157 с. – 80 коп. – 49350 экз.
Или вот в «Художественной литературе» – Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй: Роман. Пер. с кит. Подготовка текста Л. Сычева. – М.: Худож. лит., 1986. – 75000 экз. – Т. 1. – 447 с. – 2 р. 20 коп. – Т. 2. – 495 с. – 2 р. 50 коп.
Сенека Л. А. Нравственные письма к Луцилию / Пер., послесловие С. А. Ошерова. – Кемерово: Кн. изд-во, 1986. – 464 с. – 2 р. 30 к. – 100000 экз.
А в свободной продаже, в отделе, где открытки, «Белые ночи» Ф. М. Достоевского с иллюстрациями Добужинского, не знаю, сколько стоит, факсимильное изд., соблазняет. Миниатюры к Низами, большого формата альбом, – не приценялся. Кое-что бы можно купить и сейчас. «Песни о Вильгельме Оранжском», например. Ходил на почту за деньгами и прогулялся до Промки. Там в метро осмотрел ларек. Ничего не купил, но смотреть интересно. Наверное, и эта книжка по буддийской психологии появится на прилавках, напоминая нам о том, что буддийская эра настает и уже настала. А завтра Троица. Верочка на даче, и вот совсем вечер, а ее нет. Наверное, задержится на день.
Проходит время передачи «Время». (Хотите узнать о первом – спросите у Эрля.) Герметические стихи. Я хотел бы об них поговорить на присуждении премии, но нет у меня готовых образцов стихов. Как бы нет. Интересно, что я, как знакомлюсь с новыми людьми серьезно (с Яр. Владимировичем, с Эрлем), начинаю говорить о том, что меня интересуют герметические стихи. Кажется, оба эти раза я остался не понят. Стихов почти не прибавляется, и в процессе знакомства мы как бы уже не возвращаемся к этой теме. Глас вопиющего в пустыне. Ну а научная поэзия? Тоже не понимают. Песня про Бабрака Кармаля так и осталась незаписанной, а там интересно получалось. Что об нем пели еще в сорок восьмом году. Теперь я смотрю на карту европейской части Советского Союза и мне ее вполне хватает. И Чернобыль, и Богдановка на ней есть. Ханты и манси есть, а вот Афганистан не попал сюда. Китай.
Но Верочка все же приезжает сегодня, ведь она обещала, попозже, но приехать. И мы снова втроем. Я хотел посмотреть футбол, но догляделся только до первого обмена голами в матче Бразилия – Франция. Я забыл одну песенку, которую записал для памяти, мне ведь так казалось, что в этот сезон будет почва для двух-трех стихов, но одну я начисто забыл и мне нечего перерабатывать сейчас. Рукопись сдана, я попробовал в клубе о ней заговорить, но ничего нового в ответ не услышал. Как будто Эрль берется перепечатать все в точности. Но это когда еще будет? Он не звонит, он занят, он сам же сказал, что сейчас завален работой. А как будто бы одна книга по испанской герметической поэзии выходила. Мне она как сквозь сон мерещится. Это какой-то сон не битника с «Мексико-сити блюз», а именно сон герметического поэта. Я с вожделением поглядываю на двухтомные «Назидательные новеллы» Сервантеса. По радио говорят о еще нескольких взрывах в Испании, больше ничего нет. В Южной Африке убивают, в Ливане. Говорят (и в этом все единодушны), что нужно ожидать падения режимов в Южной Корее, Чили, Африке Южной. Вместо всего этого мы имеем события в Южном Йемене, да бомбардировку Триполи и Бенгази. Только что у меня хорошо начинало получаться со сном битника из города-Битника, универсального Чернобыля всего приморья. Я знал все о будущем, но каким близким это будущее оказалось. Приходится вносить поправки в предшествующий период полубессознательного житья-бытья пятидесятых-шестидесятых годов. Важные вехи, но скрытого значения, как величайшие землетрясения, происходящие в районах, где совсем мало населения. Заодно сейчас выясняется, что и мог о них не слыхать. Гималайское пятидесятого и Гоби-Алтайское – пятьдесят седьмого. Все эти годы я отступал, т. е. потом уже. Возмужав, я только и делал, что отступал. Я весь свелся к выяснению вопроса самостоятельности Эстонии перед лицом нашей экспансивности, в наше время. Да, для нас, конечно, это страна закона, закрытая для нас. Но, кстати, это женщинам как-то больше понятно.