я за окном, оказывается точно отмечен своим часом. Еще четыре. Темнеет. Свободой жить независимо от дня и ночи и независимо от человека, который рядом, я заручился. Часто встаю ночью, завариваю чай, курю, и так дожидаюсь утра семи-восьми часов, когда снова можно прилечь. В тишине человек осмотрительнее, не надо забывать. Похолодало. Теперь ограниченный мир нашего дома реально противостоит стихии холода. От стекол окон веет холодом, и не хочется задерживаться у окна. Спасают занавески. Мертвенный свет уличных фонарей лежит пятнами по углам двора, а середина его тонет в тени. Если бы на первом этаже детского сада не горели бы контрольные лампочки, было бы совсем темно здесь, у наших дверей. Двор напоминает план района. Четыре железнодорожные станции как бы образуют его углы, но этот участок, ограниченный со всех сторон железной дорогой, настолько велик, что я никак не могу представить его весь. Я представляю только те места, где проезжаю или прохожу или бываю еще почему-нибудь. Сортировочную вижу только из окон транспорта, никогда не бываю на Фарфоровском посту, на Боровой. Лучше знаю проспект Славы. Электрички, в своей защитной окраске, проносятся и исчезают стремительно. Здесь не должно бы быть никакого покоя от сигналов, но в городе сигналы не подаются, состав молча подлетает к перрону. Во всем районе много деревьев, но в большинстве это молодые посадки, к тому же сейчас они стоят голые. Между домами пропадает след поездов, пропадает бесследно. Так только поезда умеют растворяться вдали. Кажется, если хватает этого, то и жизнь полна и в жизни довольно вот этого полного ее содержания. Но мы живем в центре района и ухитряемся не замечать рядом жизни железных дорог и этим обедняем свое восприятие. Здесь мы не раз и не два пересекаем железнодорожные пути, я не устаю восхищаться расписанием, которое так составлено, что совсем не приходится ждать на переездах. Переездов становится меньше, дорогу поднимают над транспортными магистралями, но в районе Веселого Поселка в этом направлении ничего еще не сделано. Невдалеке от улицы маячат несколько железнодорожных цистерн, это придает своеобразие виду городскому. Мне особенно много приходится замечать всего, связанного с железными дорогами на моих дальних концах. Никогда не забываю осмотреть эти, по всем признакам товарные, полустанки и придорожные строения, пакгаузы и какие-то казармы в районе Витебского. Все это окружено обветшавшими изгородями, стенами и заброшено. Сложенные из красного кирпича, эти дома прекрасно гармонируют с омытой дождем зеленью. Мы проезжаем по району осенью. Травяная насыпь и деревья сами изменяют свой цвет, красные дома так и будут стоять полуразрушенными, а желтые угловые дома в центре города, в районе Сенной, обрушивают. А синих домов у нас не бывает. Мы путем заброшенных домов вырываемся в город и успеваем заметить кое-какие перемены. Сейчас не так, все равномерно присыпано снежком и если не черно или серо, то бело. Изредка, где-нибудь в боковой улице бросается в глаза роскошный голубой особняк, обязательно с белыми колоннами, почти дворец. Вот созерцания чего мы лишены совершенно, в наших новых районах или в кварталах коммерческой застройки. А где-нибудь неподалеку от Лиговки и Марата это еще встречается. Сидишь безвыходно дома и боишься, что пропустишь очень значительные перемены, сам будешь идентифицирован как какое-то место, полузнакомое или забытое, но поражающее как громом происшедшими изменениями. Я жалею обваливаемых домов на углах улиц и не перестаю думать об этом, мне кажется, что даже если их восстанавливают, то они уже придают иной характер всему месту. Или строят новые дома по специальным проектам, это совсем уже заплаты на рубище. Но город тихонько меняется, и в этом что-то есть не совсем безынтересное. Мне кажется, что его можно будет или придется не узнавать, как человека, которого прекрасно узнаешь, но к которому не подходишь, так давно вы не встречаетесь и не разговариваете. Я неприметен. В этих переменах есть что-то и успокоительное – в старых местах ты неузнаваем, но в целом они раздражают, как говорить об этих новых пристройках всерьез, как об архитектуре или как о камуфляже? Кварталы доходных домов, в этом смысле, даже выглядят строже. Они более приемлемо относятся к новому строительству. Я стараюсь замечать и запоминать то, что изменится неузнаваемо. Такого много, много на этом пути. Но далеко не все еще начато. Может быть, что-то и уцелеет. Например, в районе гостиницы «Южной». Мне кажутся очень привлекательными ничем не замечательные небольшие дома в той части города. В них совсем неприметно люди существуют. По-видимому, все это будет снесено. В других районах, на таких же улицах уже появились пятиэтажные дома из белого кирпича. Становится не отыскать, допустим, даже старый адрес. Как все меняется. И людей тех, что проходили здесь, чувствуешь, уже не встретишь. Монолитная тишь, да, как щели или полости в ее неколебимости, гудки и сирены, шипение тормозов и отрывистые сигналы водителей. Вот почему и путеводители здесь не выходят, ведь новые районы такие однообразные. Но вот мы, живя здесь постоянно, к чему-то все-таки прикрепляемся. Чтобы попасть к нам, нужно объехать все Волково кладбище, улица Будапештская начинается от задних ворот нового Волкова кладбища и тянется далеко за метро «Купчино», но там я еще никогда не был. Здесь, у кладбища, строится больница скорой помощи, вершина здания видна над деревьями с Бухарестской. Выражение – пойма реки Волковки и Волковский канал, говорят о благоустройстве. Томашевский. Пишут – два самолета с помощью отправлены в Конакри, в Гвинею. Вообще в эти дни встречаются странные заметки, например, что в Ливорно пытаются поднять со дна канала скульптуры Модильяни, которые он сам туда сбросил. Вот, примерно, скорость, с которой поступают новые новости. Еще пишут, что одна фирма выпускает репродукции «Тайной вечери» да Винчи в натуральную величину. В начале года не очень много новостей, обсуждаются прежние. Ливан, Ангола, визит Чжао Цзы-яна в Штаты. У нас об этом не говорят, но в Аргентине находят все новые тайные захоронения лиц, не поддающихся идентификации. В Софии погиб авиалайнер Ту-134 с сорока девятью пассажирами и членами экипажа. Новости обычные, передается что и всегда. Похолодание установилось только на пару дней, под самый конец каникул, а сегодня к вечеру опять обещают потепление, будет не десять, а три градуса мороза. Послезавтра, в пятницу, мне предстоит поездка за пенсией, справлюсь как-нибудь.