Министра мясной и молочной промышленности Антонова заменили на Сиденко. Вот какую новость я извлек из радиопередачи.
В день, когда Вера задерживается на весь вечер, время течет не так, как в обычные дни. Вот тут свой чай и пей. Дальний угол двора не загорожен, и в просвет между домами виден школьный двор, где сохранились старые деревья. Со дня приезда сюда, еще пятнадцать лет назад, было ясно, что это направление самое красивое. Взрослые деревья курчавятся. За сквозящими деревьями четырехэтажное здание школы, отделанное голубой кафельной плиткой, так навсегда и останется рисунком и архитектурным проектом, так все это место кажется нарисованным на бумаге. Деревья протянулись подобием аллеи по лугу, школу окружает луг.
Так бывает, когда мороз отпустит – можно снова вставать и, стараясь не шуметь, шагать по квартире раздетым. Тело чувствует колебания уличной температуры через всю искусственность комнатной атмосферы. Вечерний озноб кончился, ночью согрелся. Смотрю уже вторую передачу «Прогулки по Москве». Показывают Новодевичий монастырь и местность у Девичьего поля. Это так интересно, интереснее альбома об монастыре. А недавно была передача о Таганке и Заяузье – много старой архитектуры. Передачи короткие, поздние. Вот и вставай и отстаивай свои строчки. Я завариваю чай на утро, но сам пью его сейчас, в три часа ночи. Вода, сперва белая, как молоко, постепенно отстаивается, становится прозрачной. С этим явлением я познакомился давно, в детстве. Меня познакомил с ним отец. Он налил прозрачный кувшин такой туманной водой и сказал, что воду хлорируют и надо давать ей отстаиваться. Может быть, это было еще в Германии? Скорее, здесь где-то. В новых районах тут и там встречаются автостоянки. Вот, может быть, кто-нибудь из сторожей на автостоянках пьет со мной одновременно, а так никто не встает, конечно, в два, в три, чтобы напиться. Чай густой, негорький, индийский. Очень крепкий, с настойчивым запахом. Выпить чашку и закурить, вот самое большое удовольствие, которое можно позволить себе ночью. Не бережем электроэнергию. Мы много в чем не экономим. Обогнали англичан по количеству выпиваемых чашек. Кирюша дал почитать Восточный альманах, десятый выпуск. В нем «Непрошеная повесть» Нидзе. Я только успел заглянуть, говорит – интереснее «Записок у изголовья». А вот попив его, можно подумать и о том, чтобы прилечь. Ведь не трястись же вместе с холодильником, обнаруживая у себя все новые симптомы простуды. Хочется подвигаться и согреться, но не возле Веры. Кроме шороха шагов ничего не слышно. Мерещатся какие-то пространства, проходимые мной по одному месту. Что, если б целый день пришлось шагать от Ленина до Зеленина, не сдвигаясь с места. Это еще тот расходняк. Я ощущаю себя в другом месте, чем то, в котором я нахожусь, где-то на Глухой Зелениной, среди заводов. Вот где одиночество нам гарантируется. Мысленно я попадаю под разъезд. Работницы переполняют трамваи, на углах скапливается народ, да и на улицах много прохожих. Наполняются магазины. Час, когда обилие людей так же не способно помешать переживать чувство одиночества. В эти часы, утром и вечером, среди мимолетных реплик и разговоров, я стараюсь и не бывать. Как-то ото всего этого становишься без вина пьян, моложе и взрослее одновременно. И ни с кем не можешь познакомиться.