Кира приносит баночку марокканского чая, серого, как графит, свернутого в шарики. Когда его варишь, каждый шарик распускается в довольно крупный зеленый листок. И этот отвар пьем помаленьку, но Миша сразу просит себе простого русского чая. Я завариваю «тридцать шестой», как всегда немного чересчур крепко. Мы выпиваем по две дозы, Кира говорит, что от него сон пропадает, кажется, правда. Или единственный чай на западе Африки, навевающий дремоту? Так и так можно попытаться его охарактеризовать. Но за смерть непосредственно и курят. И вот как бы исподволь готовься в дневнике к этому самому. Этого бы довольно в качестве содержания или основного пафоса всего этого в целом. Те сны куда-то как бы отодвинулись, и ты видишь новые сны о смерти. Сегодня дома даже Веры нет. И это курится. А завожусь я, как видите, с пол-оборота.
У нас есть еще килограмма полтора хорошего чая, а всего кило с два. Пока перебиваемся. Завтра будет вино – день воскресный. Позже вставать. У нас можно хоть вовсе не вставать. В эту субботу мне несказанно повезло. И опять-таки все выглядит вполне естественно, значительность момента дает основание чем-то его выделить из ряда ординарных моментов.
Ветер утих. В газете пишут, что в области намело пятиметровые сугробы и было прервано сообщение. Передают, что в Австрии, Венгрии, Швейцарии и по всей Италии, вплоть до Сицилии, выпали большие снега, много людей погибло. В Югославии переносят соревнования. А в Северной Европе реки вышли из берегов: в Бельгии, ФРГ, Англии. А на той стороне земли, на Гавайях и в Штатах – извержение вулканов – Килауэа и Хелен. Не смог найти Хелен на карте. Есть такой город. Впервые приснилось что-то похожее на картину, какой-то свиток. Годится для школы, как пособие. Неприятный сон. Даже в Китае и в Японии снегопады. У нас так много снега не было. Миша рассказывает про Кандалакшу, что там из дома выходить не стоит. До глубокой ночи показывали «Место встречи изменить нельзя».
Уголок зимней природы у нас на балконе. Ящики для цветов, пол балкона и большой зеленый бак заметены снегом. Нужно рассматривать все это как очень простую картинку, лишенную сосново-кафельной красивости, с которой мы имели дело в Скворешнике. Следы птичек на снегу – вот единственное, что нарушает симметрию. Зимой мы на балкон не выходим. Любоваться из нашего окна нечем, дома новой постройки очень однообразны, только кусты и деревья останавливают взгляд. Здесь нет покатых крыш и деревянных изгородей, поневоле внимательнее присматриваешься к людям, а это не очень интересно. Хотел записать, что утренние сумерки не таят в себе голубизны, предвещающей ясный день. Хмурый рассвет и поползновения людей какие-то будничные. Становится все теплей, завтра обещают от минус одного. Наши рассветы содержат в своей сердцевине огни автобусов и троллейбусов, а они быстро становятся неприятными, однообразными. Люди мерят шагами пространство на остановках, несколько шагов в одну сторону, несколько в другую, а потом садятся на автобусы и пересекают большие пространства, перемещаются по городу, отчужденно поглядывая на все их окружающее. Хотелось бы более красивой картины перед глазами, но приходится только помнить о другом.