У градостроителей работы, пожалуй, побольше, чем у всех остальных. Но и загородное строительство приносит какое-то вдохновение. Когда прорубают просеку или насыпают новую дорогу и ищут, как бы сочетать ее со старой. Строят новый поселок или подготовляют что-нибудь совсем непонятное своими размерами и безлюдьем, временным.
Седьмого было Благовещение. Сегодня десятое.
И внезапно почувствуешь себя так хорошо, что не хочется спать и думать о завтра. В этот момент, кажется, в мире происходит какое-то грозное и значительное явление, и сам чувствуешь себя сильным и могущим все описать, все изложить последовательно и ясно. Способным если не предвидеть будущее, то, наверняка, знать настоящее, как бы далеко от тебя ни происходило то, что побеждает сонливость и инертность. Не совсем о том же, но также под влиянием вдохновенного момента я написал свои последние стихи:
А если посмотреть сводки погоды за год, то таких вечеров с дождем и снегом одновременно окажется не так уж много. Раз-два и обчелся. Погоды ведь вообще «выдаются», а не идут как кинокартина в кино.
Знать – значит иметь это доведенным до сознания, почти ясновидеть, я вот на чем настаиваю.
И вообще, «не теряйте время даром» и, как говорится: «похмеляйтесь солнцедаром». Печеры. А почему «Печеры»? Да там «Солнцедар» в розлив продавался с открытия магазина, а не с одиннадцати, как все вообще спиртные напитки. Очень удобно было опохмеляться, только надо было со своим сосудом приходить. Помните, как одно время бочковое пиво отпускать стали только в свою посуду? Это было вызвано другими причинами, но завести это может довольно далеко. К тому же все, кого я вспоминаю на этих страничках, в разное время бывали в Печерах и у каждого с ними что-то связано. Я сам не раз там бывал. Раза два с Милой. Гена чаще моего там оказывался, но он по своим делам, как-то связанным с монастырем. А я ездил туда просто так, потому что там «легче дышится, чем на всей земле», и это были мои «тропинки Севера».
Все, кажется, и дурные привычки тут приходят в систему с писанием, с мышлением. Легче излагать тут свои мысли. Может быть, это называется вдохновением. Вышла теоретическая монография Григорьева о Хлебникове, которую что-то никак не удается достать. Говорят, это уже к юбилею. И больше ничего не предвидится. Пью чай, вывариваю среди ночи – ужасно расстроился желудок, а с «портвейном розовым» дело плохо обстоит. Сам опился «Кагору № 32», больше не знаю, чему расстройство приписать. Лечусь чифиром, помогает.
Вот так, пробужден быв кем-то, вернее, чем-то еще до того, как тебя окликнули, т. к., появляясь из глубины своего забытья, почти всегда успеваешь занять мгновение времени, даже потому, что забытье и время не пересекаются, и начинаешь как бы новое миропроявление. Как бы начинается новый рассказ. Приятно разравнивать в коробке спитой чай, чуть влажный, веющий почти уже отсутствующим запахом. Пусть он пристает к пальцам. Ведь скорее считается, чем есть на самом деле, что дурные привычки препятствуют систематическим занятиям. Когда работается, то все помогает. Хорошо, конечно, знать, что тебе завтра предстоит. Но это сейчас так, а другой раз манит как раз неизвестное. Да и в чем отличие известного от неизвестного? На пути из Додомы в Дар-эс-Салам погиб в автомобильной катастрофе премьер-министр Танзании.
Два бублика эмблематических с алыми, как у снегирей, пятнами мне снятся. Два японца, которым я, внезапно осознав это, говорю, что, пожалуй, ничего так меня сейчас не интересует, как культура чая. По ним не понять, как они на это смотрят, но они нам демонстрируют свою страну, возникшую у нас здесь, и, судя по тому, насколько много сходства, они заинтересованы.