Делаешь то, чего обычно не делаешь, – пьешь вторяк, докуриваешь последний беломор из последней пачки. Проводил жену на работу, она полна забот и болей. А еще покупки. Как она будет работать в этом состоянии? С Кирой говорил в воскресенье – у Элки тоже. Тошнота передается Кирюше. Блюет с «индюшки». Он говорит даже, что зубная и головная боль также передаются. Не знаю, как насчет боли, но тошнота точно заразная. Еще в субботу, сижу вечером и не знаю, что со мной. Выпит «Агдам», курю. Заспанные после обеда пьянь и кайф, особенное состояние. Но сегодня день особый, день особых дел. В Китае, возле Шанхая, в Цзянсу, снова нашли скульптуры воинов на конях, около тысячи штук. Я еще на прежнюю находку глаз положил. Что-то, через храм «Тысячи будд», общее со скульптурами учеников, оплакивающих смерть Будды. Но только в Китае скульптура находится тысячами штук. Рыли котлован для кирпичного завода, на глубине трех метров разрыли две ямы, полные глиняных всадников, великий день. Я никогда не жил в провинции, если не считать провинциальным Ленинград, а вот Игоря от треволнений послевоенной Москвы отправили в Лихославль. Теперь он чиновник определенного ранга и живет, естественно, в Москве и по заграницам. И раздается как-то то, что хочется, чтобы прозвучало, будучи сказанным. Благозвучие какое-то во всем. День солнечный, мороз послабее, Кира пошел на работу в Ботанический сад. А что сам-то думал? Сам-то страшно боялся потерять форму, даже сны видел. Все из-за отца Ежи Папелюшко начинается и во сне. Потом уже оказывается, что этот новый человек, герой сна, не понимаем окружающими и объединяет их только в интересе к его личности, обокраденной как бы в бане. Но и тут нет единодушного неодобрения, людьми говорится первое, что сказалось, никак не относящееся к делу. Сон меркнет. И наяву мысль где-то тут затухает. Нет, никогда я не жил в провинции и, пока на «Тайной вечере» каждый отыскивает Иуду, и не надо никуда в здешнюю провинциальность.
Эллочка, несмотря на ночное нездоровье, с самого утра куда-то убежала, а Верочка лежит в постели и пропускает день рождения своего племянника. В середине дня приходит Тамара, я слушаю приемник, и об Ежи Папелюшке говорят только, что он должен был в Рим уехать учиться дальше. Впечатление такое, что это кто-то за стенкой слушает приемник и врывается в сон передача радио. Солнечный ясный день, вспоминается «Похвала тени», в этом смысле это философия. А мне обещал Кира дать прочесть еще «Философические письма» Чаадаева <под редакцией> Гершензона. Это уже покруче. Верочка принесла два журнала со статьями о В. Хлебникове, еще к пятидесятилетию со дня смерти. Статьи хорошие, в семьдесят втором – семьдесят третьем я их не читал. А. Лейтеса «Хлебников – каким он был» в (1.73) «Новом мире» и О. Самородовой «Поэт на Кавказе» – в «Звезде» (№ 6, 1972 г.). Недавно Канада передала воспоминания об А. Крученых Владимира Казакова, тоже несколько раз упоминался В. Хлебников. Непонятно, почему этот очерк передали в разделе «Разбор писем».
Совсем тихо. Дело перед тремя. Боясь нарушить тишину, ловлю первый звук. Какой он будет? Слышно, как горит газ, да я хожу неторопливо по кухне. День, и кто-то вызывает лифт. Лифт отправляется – включается холодильник. Но прежде всего где-то хлопает дверь. Все вспоминаю, как под Гатчиной стоял в холле В. Пятницкий, ожидая, пока меня приведут. С ним были Ваня и Мила. Я все понял, когда из носка выпал баш и лежал тут же между нами на полу, когда я наклонился, чтобы его поднять. Более великого художника я не видел. Мне дали свидание надолго, и никого не было посторонних, это был не день свиданий. Мы долго говорили, но я ничего не запомнил, кроме того что я много говорил о Миле. Выпили за этот разговор две бутылки вишневой, курнули. Я еще и не догадался, что Мила расстается со мной, но я очень просил за нее, как будто от Володи Пятницкого и Вани зависели наши судьбы.
Приезжают Сережа с Олей в конце этой недели. Сегодня вторник. Для юбилея кое-что делается само.
Выварил чай, вычистил желудок. Теперь готовлюсь пить. Мама должна позвонить, а без ее звонка я ничего не начинаю, т. е. не прекращаю жизнедеятельность всякую, не ложусь спать. Сегодня день такой, что мне только спать днем и ночью. Чай можно сварить и без согласования. «Аютинская чаеразвесочная ф-ка, г. Шахты», только на этикетке это без сокращений и выходит еще короче, лаконичнее. Звонила Оля, сказала, баул загрузят чаем, посмотрим, какие чаи в Москве. Ничего так нового нет у мамы, ночь не спала, болела нога. Приезжают в субботу, рано утром. Может быть, нужно комнату снять. И переход к полному счастью – мама звонит, когда курю крошечный косяк, последнее, что из мешка натряслось, а недельный запас еще не тронут стоит. Кира-то спит, наверное, после ночной смены – говорю ей. Она соглашается. Не будем ему еще часа два звонить – пусть выспится.