Почти все мои знакомые уехали на Запад, я остался один, дожидаться у моря погоды. Начинается вся эта далевщина – лучше быть первым у себя и т. д.
Живут люди, гробы на саночках не возят, да и в домах не устанавливают. Умер Леша Сорокин, мне только сегодня об этом сказали. Две недели пролежал дома, никто не знал, не побеспокоился. Леша много чего помнил. Он помнил <Владимира> Шагина, Арефьева, <Роальда> Мандельштама, не сказать, как много он знал того, о чем и не подозревают.
Теперь у нас есть «Бодрость», «300», «36» – привезли. Еще чешские карамельки, очень вкусные. Оля пирожков испекла. Верочка привезла книги. Одной ее наградили – «Панорамы Невских берегов». Остальные: «Война с саламандрами», «Петродворец», сына К. Чуковского роман и «Встреча с книгой» – сборник библиофильских статей. Его забирает Эллочка. 14-го у нее день рождения.
Ожидаем сорокаградусного мороза завтра, сегодня, в воскресенье, думал поехать к Кире. Еще не знаю, состоится ли поездка. Сегодня только двенадцать градусов. Ходил за вином, холодно показалось. Я спал вечером и ночью и к половине шестого утра выспался совсем. Варил кашу, опять неудачно, слишком соленая. Пролежал до одиннадцати. Рано звонить, наверное, еще спит Кира после ночной смены. Слушал последние известия, говорят о южном Чаде, о разрушениях и пострадавшем населении. Лучше не разобрал. Девиз этой книжки – Эфиопия как первая новость пока что выдерживается. Действительно, об Эфиопии обязательно что-нибудь говорят, уже несколько недель. Что-то говорили о том, <что> Спирос Киприану может быть переизбран. Недолго осталось ждать выборов.
Землетрясение в Ура-Тюбе, пять баллов, это еще второго. Раньше писали об Аргентине – восемь баллов, без даты. Это из газет. Град на Мадагаскаре лежал толщиной слоя до полуметра. Такого там никогда не бывало. Это снова радио. В Австрии наводнения, вызванные резким потеплением. Позвонил все же. Киры дома нет. Сразу никуда не надо. Потом спрошу: где были, что делали? Сейчас я один дома, у меня все есть, можно не дергаться. Посматривать, только посматривать на улицу – это доставляет удовольствие. Пьем московский чай «Бодрость» и ничего – плохо не становится. Оля Обещала еще привезти. Пока Сергей здесь, она успеет съездить туда-сюда. А так Верочка присматривается к тому, что есть в продаже. Аютинская ф-ка поднадоела. На московском «трехсотом» хоть пишут, что это смесь грузии с индюхой. Совсем крохотная заметка о землетрясении в южном Иране – 5,6, много домов разрушено, а где именно – не пишут. Вот и все новости. Говорят, что наш спутник сгорел двадцать пятого января, очередной «Космос», номера не знаю, за тысячу шестьсот. Сейчас пять утра, я в бодром духе. Встал почиститься, высморкаться. Вчера Верочка привезла «Агдама». Бодрое состояние – хорошее, вот только что будет без плана? Надо передохнуть, отдышаться, пока торчу. Поездка все откладывается – похолодало, мороз сильный. А день ясный. В морозном тумане целый день солнце. А ночью луна, сейчас полнолуние. Кира Генри Джеймса продает. Я бы сказал, что нужно. Вообще, у него планы продать часть книг – есть старые издания. Лермонтов, виды немецкие на английском, Каролина Павлова. Еще не выяснилось со списком, где Верочка хочет купить детективов. Может, день будет снова ясный. Не страшно съездить. Надо Гершензона свезти и «Луну, упавшую с неба» В. В. Иванова. Уже лифт заработал. Половина шестого. Кто-то тут всегда выходит из дома. Считаю до трех. Быстро, один за другим, выходят трое. Нам роздали ключи от входных дверей, теперь на замке будет парадная. Я встаю рано, а делать мне нечего. Попозже нужно кашку сварить, да чай согреть. Узнаю утреннюю погоду. Тридцать градусов на Ржевке, очень холодно. Не поеду сегодня. В пятницу все равно в город надо: на укол и к маме. Может быть, после работы Кира туда зайдет?
В третий раз «Клуб путешественников» показывают, когда нужно ехать. Действительно нужно, а не приходится выбирать. Еду за деньгами на Петроградскую и, заодно, зайти к маме, день у нее пробыть. Я при всем параде. Взял у Киры почитать Гершензона «Чаадаева», а там (у мамы) мне приготовили Мунка. Я вспоминаю, как его «Крик» глядел с витрин, и было это не то чтобы уж очень давно. Мода пошла на Мунка, а весь интерес к современному искусству вырос из этой моды. Теперь это советское издание, правда, из серии, которой никогда не достать. Оля вспомнила, что мне нравился Мунк, а я просто и не видел никого другого. Так современное искусство вошло в нашу жизнь. А теперь Оля его представляет, у нее свои симпатии и антипатии, свои впечатления. Что ж, говорит: неплохо – уже и тогда. Это было, когда я узнал В. Пятницкого, Е. Михнова, М. Кулакова. А еще раньше я видел Сашу Нежданова. Вот теперь семинары-то не проводятся, а то бы пришлось бы вспомнить о наших встречах с Сашей Неждановым, вначале у него дома, потом у Понизовского и просто уже на улице в дальнейшем. Мы встречались, конечно, не только на улице, но и у Хвостенко и в Эрмитаже, где я его даже знакомил с Эллой Фингарет, а в остальном так – как поживаете, да чем живы, не нужно ли срочно помочь хоть мелкими деньгами. У него их было больше, чем у нас, у всей нашей конторы: Эллы, Юры, меня, часто еще кого-нибудь, типа Леши Хвоста. И представьте себе, что мы принимали это подаяние от Саши Нежданова и тратили деньги на папиросы, на батоны, уж не знаю на что. А в другое время Саша демонстрировал свою живопись, сделанную в книжках для заметок. Он был самым гармоничным художником в Ленинграде. Теперь он живет на Западе и вновь вернулся к скульптуре. Больше Саши не встретишь на ветреных наших проспектах.