В. В. Колесов в рецензии на книгу уже высказывал сомнения по этому поводу: «Если сочетание вокосе понято правильно (№190, с. 86), вряд ли слово косой в XIII в. имело значение „пьяный“» [Колесов 1978: 150—151]. Здесь как-то даже неудобно напоминать, что «косение» Пандектов Антиоха Черноризца не имеет никакого отношения к винопитию, поскольку это одно из чувств — осязание («касание»).
При обращении к снимку и прориси видно, что третья буква после имени не и, а н, следующая за нею, вероятно, о, а не е. Первая буква пятой строки б, а не в. Пятая буква в пятой строке, возможно, не с (как читает Высоцкий), а ножка т, верх которого утрачен. Последняя буква в шестой строке не у, а о с острым верхом, к которому справа позднее пририсована косая черта. Окончание надписи читается таким образом: моного // бо ко себе (или тебе?) съ//грѣшихо — «много бо к себе (тебе?) согрешил».
№203. XIII—XIV вв. [Высоцкий 1976: 94—95, табл. XCVI, XCVIII]. Чтение С. А. Высоцкого: г҃и помози рабоу // своемуо мирь(с)нимъ имень//мъ //путькови а хрьс//тние евстратиеви // свѧта Софие и свѧти//и онуфрие і св҃т - - - - - - // и свѧти лазорь //- - - - - - - - - - и поми//луи же отъцѧ моего ду//ховьнаго и брата // по василиѧ. Прочтение сопровождается следующим комментарием: «Автор надписи подчеркивает, что Путько — его мирское имя. Он обращается к богу, Софии, Онуфрию и Лазарю, не забывая при этом и „отца духовного и брата Василия“. Эта приписка дает нам основание считать, что Путько и Василий были монахами.
Имя Евстратий, которым называет себя автор, встречается среди послушников Киево-Печерского монастыря (следует сноска на издание Киево-Печерского патерика 1911 г. — А. Т.). Возможно, речь в обоих памятниках идет об одном и том же лице. В пользу этого говорит: совпадение имен, местонаписание граффито в Киеве и монашеский сан авторов» [Высоцкий 1976: 94].
Прочтение и интерпретация этой весьма пространной надписи не вызывали бы особых сомнений, если бы публикатор по обычаю не игнорировал некоторых букв (по в последней строке) и несогласованностей собственного прочтения (мирь(с)нимь имень//мъ — строки 2—3, но хрстьние — 3—4). Разумеется также, что нет никаких оснований считать Путько-Евстратия и его духовного отца Василия монахами. Духовник должен быть у каждого христианина, а монах едва ли стал бы упоминать свое мирское, т. е. языческое, имя, которое противопоставлено в надписи данному при крещении («хрестному»), а отнюдь не иноческому. Неприемлемо и отождествление автора надписи с персонажем Киево-Печерского Патерика, которого Высоцкий именует почему-то «послушником» (вместо «постриженника»?). Надпись публикатор справедливо датирует XIII—XIV вв. (скорее это все же XIII в., возможно даже не очень поздний), в то время как Евстратий Постник, о котором повествует Патерик, скончался мученической смертью в 1096 или 1097 г. (подробнее об этом см: [Литаврин 1994: 66—82; Карпов 1997: 7—16]).
Обратимся к снимку и прориси граффито. Окончание первого слова во второй строке С. А. Высоцкий читает как уо (обратный порядок написания диграфа). В принципе такое написание возможно (см., например: [Рождественская 1992: 136]), но далее издателем игнорируется аналогичная ситуация, когда на фотографии также виден овал после у: в словах путькови, онуфрие. Не видно его в первой строке (рабу) и в девятой (духовьнаго), но в последнем случае окончание строки вообще видно очень плохо. Неясно, в чем здесь причина — в дефекте ли штукатурки или же в невыдержанном правописании.