Звание профессора, выхлопотанное для Раска в начале 1818 г. вместе с королевской стипендией, не предусматривало соответствующей должности. После возвращения он мог пока рассчитывать только на свое место «второго библиотекаря», то есть помощника библиотекаря Копенгагенского университета. Но во время путешествия это звание хорошо дополняло его заслуженную репутацию языковеда-энциклопедиста.
После пересечения российско-шведской границы первую значительную остановку Раск сделал в городе Або, нынешнем Турку, где тогда помещалось единственное в Финляндии и одно из старейших в Российской империи высших учебных заведений — Абоская академия. Подробное описание библиотеки и университетских залов в путевом дневнике Раска представляет особую ценность, потому что здание академии пострадало во время пожара 1827 г., после чего она была переведена в Гельсингфорс и преобразована в Александровский (ныне Хельсинкский) университет.
В Або Раск общался с цветом финской науки — филологами и естествоиспытателями. Вот как воспринял этот визит будущий петербургский академик, основоположник российского финноугроведения и кавказоведения А. М. Шёгрен, который в то время оканчивал курс и не надеялся быть представленным заезжей знаменитости: «То, что я слышал о знаменитом лингвисте Раске, который сейчас пребывает здесь, произвело на меня глубочайшее впечатление» (запись от 11 марта 1818 г.). Завидуя магистру Савениусу, которому Раск предложил поехать с ним до Кавказа, Шёгрен восклицает: «Вот бы я был на месте Савениуса!» На следующий день запись: «Заслуги Раска были моей первой мыслью ‹…› после я пошел к Савениусу, где хотя бы увидел расковское „Руководство по исландскому языку“ с различными рукописными пометками»[15].
Прибыв в Петербург, Раск с энтузиазмом занялся пропагандой скандинавской литературы и науки. В. В. Похлебкин и И. В. Дмоховская уже отмечали, что с приездом в Петербург Раска был связан рост в России интереса к исландской литературе[16]. Это наблюдение находит подтверждение в замечательно полном библиографическом указателе, составленном Б. А. Ерховым, в котором перечислены выходившие в России переводы, а также публикации, посвященные исландской литературе. Указатель показывает всплеск интереса к древнеисландской литературе в России именно в период 1818–1821 гг. Если за первые 28 лет, отраженные в указателе (1778–1805), зарегистрировано всего восемь публикаций о памятниках древнеисландской словесности, а в 1806–1817 гг. — ни одной, то за четыре года (1818–1821) этих публикаций было десять[17]. Речь идет не о многочисленных стихотворных переложениях песен Гаральда Храброго и Рагнара Лодброка у русских сентименталистов и романтиков, а именно о научных заметках, статьях и брошюрах — как переводных с немецкого, так и оригинальных, посвященных исландским сагам и скандинавской мифологии.
Пропагандируя скандинавские языки и литературу в Петербурге, Раск продолжал свою давнюю борьбу с «немецким духом» и немецкими взглядами. Еще за девять лет до приезда в Петербург Раск подверг жестокой критике вторую часть «Митридата, или Общего языкознания» (1809) И. К. Аделунга. В труде, в котором систематизируются все языки мира, протест Раска вызвали ошибки в характеристике скандинавских языков, разделение всех германских языков на «верхние» и «нижние» да и сам термин «германские» в качестве общего наименования группы[18]. Покойный автор характеризуется Раском как «самый ярый в Германии противник всего скандинавского»[19]. О пренебрежительном отношении Аделунга к скандинавским языкам Раск не забывал и позднее. В датированном 30 июня 1818 г. предисловии к антологии исландской литературы он говорит о литературной войне между героями-патриотами, которые утверждают древность и исконность исландского языка (Торфеус, Шёнинг, Сум и Ире), и их противниками, которые менее сведущи в этом языке, но которыми якобы движет чувство зависти (Шлецер и Аделунг)[20].
Вскоре после приезда Раска принял Ф. П. Аделунг, бывший в то время наставником великого князя Михаила Павловича. Отмечая в письме Р. Нюэрупу от 3 (15) мая 1818 г. оказанный ему искренний прием, Раск ждал, когда Аделунг «соберет горящие угли на мою голову, если узнает о моей полемике против его отца…». На деле Аделунг был племянником великого немецкого лингвиста, но Раск был недалек от истины, назвав его сыном — с двенадцатилетнего возраста Аделунг-младший воспитывался у дяди в Лейпциге и сформировался как специалист по сравнительному языкознанию прежде всего под его влиянием. «Горящих углей» на голову Раска Аделунг отнюдь не собирал, а, напротив, оказывал датскому ученому дружеские услуги, в том числе помогая в пересылке его стипендии после отъезда Раска из Петербурга[21]. В письме К. Ф. Дегену от 18 февраля 1819 г. Раск писал, что Аделунг — «превосходный человек, который ученость и трудолюбие сочетает с воспитанностью и добрым сердцем»[22]. Раск пользовался расположением и других немецко-русских академиков — Х. Д. Френа и И. Ф. Круга.
15
Цит. по:
16
См.:
17
См.: Художественная литература скандинавских стран в русской печати: Библиографич. указ. / Сост. Б. А. Ерхов. М., 1986. Вып. 1. С. 25–27.
18
Сам Раск использовал в этом качестве термин «готские языки», а язык Вульфилы называл «мезоготским». Неприятие термина «германские» в отношении скандинавских языков проявлялось в датской лингвистике, хотя далеко не повсеместно, со второй половины XIX в. до 1970-х гг.; варианты терминологии Раска предпочитали, например, Л. Виммер, В. Томсен, О. Есперсен. См.:
19
20
Sýnishorn af fornum og nýjum norrænum ritum í sundrlausri og samfastri ræðu. Id est Specimina Literaturæ Islandicæ veteris et hodiernæ prosaicæ et poëticæ, magnam partem anecdota / Ed. Erasmus Chr. Rask. Holmiæ, 1819. P. 3–4.
21
См. письмо Аделунга Раску от 31 октября 1819 г.: Breve fra og til Rasmus Rask. B. I. S. 451–452.